Однако циклизм китайской истории не объясняется лишь историографическими моделями, он существовал и в реальности.
История имела свойство повторяться далеко не только в Поднебесной. В наших экскурсах в историю средневековой Ойкумены мы постоянно вели диалог с автором, чье имя почти не называли. Речь идет о знаменитом магрибском мыслителе Ибн-Хальдуне (1332–1406). Судья, дипломат, философ и историк, он служил правителям Туниса и Марокко, Аль-Андалуса, Египта и вел беседы с самим Тимуром.
Сегодня Ибн-Хальдуна называют «отцом социологии», «отцом экономической науки», писал он трактаты по праву, формальной логике, обсуждал учение суфиев, но самое цитируемое его произведение — «Книга назидательных примеров по истории арабов, и персов, и берберов, и их современников, имевших большую власть». Она открывается разделом «Введение о превосходстве науки истории», в котором описываются основные циклы истории государств, расположенных рядом с жителями «открытых мест» — кочевниками.
Важнейшую роль в построениях этого историка играет понятие асабия, которое можно перевести как «отвага», «доблесть», «спаянность», «коллективная солидарность» или «воинская сплоченность». Наиболее развита асабия у бедуинов, живущих суровой и опасной жизнью, впрочем, такими качествами могут обладать и племена горцев. Если соседнее государство богато, но лишено добродетелей и воинской силы, оно легко становится добычей этих воинственных доблестных племен.
«Знай, что, поскольку жизнь на открытом пространстве… является причиной мужества, то неудивительно, что данный дикий народ мужественнее, нежели другой, способнее к тому, чтобы обрести преобладание и вырвать из рук других народов все, что пожелает.
Но и внутри одного народа положение дел меняется с течением времени. Переходя в зажиточные местности, начиная благоденствовать и привыкать к изобилию средств поддержания жизни, он теряет мужественности настолько же, насколько уменьшается его дикость и жизнь на открытых пространствах..»
Отвага и асабия уходят в прошлое, дети и тем более внуки завоевателей становятся изнеженными и жадными, вкусив богатства и роскоши завоеванной страны. Они заботятся только о себе и о своем благе, угнетают покоренное население, увеличивая налоги и порождая к себе ненависть. И вскоре их государство гибнет под ударами другого, более мужественного и более спаянного народа.
Ибн-Хальдун утверждает, что в среднем срок жизни государства не превышает трех поколений (срок деятельности каждого поколения составляет, с его точки зрения, 40 лет), за это время асабия исчезает полностью — и государство не может себя защитить.
Наблюдения магрибца разнообразны и интересны. Он пишет и о пропорции между доходами с тяглового населения с одной стороны, размерами и аппетитами элиты — с другой. Когда эта пропорция нарушается, знать и чиновники стремятся забрать для себя и тот доход, который необходим для защиты государства и поддержания его благосостояния. Он входит в детали отношений между оседлыми и кочевыми народами, пишет о роли ислама и вообще — религиозного энтузиазма, способного сплотить разрозненные племена даже крепче родственных уз.
В странах Магриба, Леванта, Центральной Азии все шло так, как описал Ибн-Хальдун. Западная Европа довольно рано вырывается из этого круговорота. Но насколько наблюдения мудрого магрибца могут быть применимы для Китая?
Китайские мудрецы с ними в основном согласились бы. Они сами говорили, что варвары угрожают только тому государству, где угасла добродетель, а также о том, что «счастье варваров редко длится более ста лет». Все империи той эпохи: Северная Вэй — империя народа тоба, Ляо — «Железная империя» киданей, Цзинь — «Золотая империя» чжурчженей, Юань — «Предначальная империя» монголов — повторяли путь, обозначенный Ибн-Хальдуном и в какой-то мере учтенный империей Цин, которая старалась не давать маньчжурам забыть родину и доблесть, а также препятствовала смешению культур завоевателей и завоеванных.