У китайцев в поразительно молодых годах развертывается самосознание, способность в критике и анализу окружающих явлений и в активному участию в борьбе за существование. В лавках 7-10-летние мальчики, под руководством отца или деда, тщательно выводят иероглифы и рисунки тушью на ящиках или посуде, ведут счет деньгам и прочее. Мальчик десяти лет уже может жить совершенно самостоятельно, в то время как у вас человек в двадцать-три года сплошь да рядом все еще, “как учащийся", в глазах общества не вменяем в своих поступках, а предоставленный самому себе — по неприспособленности, слишком часто не в состоянии идти без помочей и легко падает «на дно» народного моря, превращаясь в тип “бывших людей».
Взрослый сын Поднебесной Империи представляет собою индивидуум с определенно-сложившимся мировоззрением, ясными представлениями об основах нравственной жизни в национальном смысле, уравновешенным поведением, упорным трудолюбием, настойчивым характером и всеми другими качествами, которые лично ему необходимы для вступления в самостоятельную жизнь и наиболее выгодны для сохранения целости общества. У мужчин внешним признаком гражданской и политической правоспособности является, нам смешно сказать, коса, которой дорожит каждый человек, как у нас полк своим знаменем. Лишить китайца косы хуже по своим последствиям, чем высечь горца Дагестана. Кто возвратится без нее в общество, в родное село, дом — лишается всех прав; на него нападают соотечественники, как муравьи на своего же товарища, которому отрезали сяжки, как стая воров на свою же товарку, которую, каким-либо образом обезобразив, люди выпустили на свободу.
В музее Восточного отделения Императорского Русского Географического Общества в Хабаровске можно видеть целый шкап статуэток (бурханов), изображающих богов плодородия в самых омерзительных видах. Европеец, возмущаясь до глубины души неприличной картиной, спешит сделать вывод о чрезвычайно низкой степени нравственности населения Срединного царства. Однако эти идолы, изображающие так реально богов, в Китае вовсе не служат для возбуждения эротических мыслей и темой неприличных речей; их назначение — просто и откровенно напоминать, что источник земного счастья лежит в оставлении потомства и в воздаянии молитв о даровании детей. Во всяком случае, в музее китайцы смотрят на этих идолов с серьезной миной или проходят мимо равнодушно, в то время как европеец хихикает, радуясь своим непристойным пояснениям.
При большом таланте к художеству, наши желтокожие, однако, иногда злоупотребляют привычкой общества к откровенным картинам и помещают неприличные изображения на посуде, шкатулках, шолковых платках и пр., — впрочем, больше для проезжих через портовые города европейцев, которые очень падки на эти вещи и выгодно платят. Понятие о стыде у них и у нас вообще не одно и то же. Выпить излишек водки или вина считается верхом безнравственности; за такой поступок назначается односельчанами наказание бамбуком; совершать же естественные отправления открыто и где кому угодно — не возбраняется. В южном Китае все взрослые, даже самой безупречной нравственности, ходят одетыми лишь на половину, а дети — и вовсе голыми. У бегущего вместо лошади впереди колясочки (дженерикши) часто спадает поясок вокруг талии и промежности, так что сзади видно все, что видеть седоку не следовало бы, но возница этим нисколько не смущается. Когда он встречает голую женщину, ему вовсе не приходят в голову сейчас же дурные мысли. Когда я в Сайгоне стал расспрашивать пришедших на палубу аннамитов и малайцев, какая между ними разница, один услужливый китаец, желая показать, что он мусульманин и подвергся обрезанию, моментально обнажил свое тело, к ужасу присутствующих пассажиров — мужчин и дам, и был крайне удивлен тому эффекту, который произвел на общество. Невольно вспомнилось мне по контрасту, как, наоборот, мусульманин кавказский, хотя бы больной, неохотно показывает свои запретные части тела даже врачу: иной готов скорее умереть.
Известно, что в Китае не считается позорным делом, если девушка идет на содержание или в публичное заведение с разрешения родителей. Нередко матери даже продают дочерей на короткое время; выручаемые деньги идут не на увеселения или наряды, а на самые необходимые потребности дома. Родители открыто предлагают девушкам выбирать брак или свободу. Середина, т.-е. тайная проституция, не допускается, а дорогу приходится выбирать раз навсегда, так как она обставлена определенными правами и обязанностями. На сто девушек девяносто-девять предпочитают брак и добровольно отказываются от свободы. Измена замужней карается очень строго и составляет величайшую редкость; от мужа зависит, в какой мере дать жене свободу и как наказать виновную. Есть мужья, которые по бедности продают своих жен, особенно строптивых или бесплодных, — правда, не как рабынь. Иной дает жену на прокат для оплодотворения, что с европейской точки зрения очень странно, тем более, что совершается этот поступок открыто; наконец, женатый может обзавестись наложницей с правами рабыни. Известно, что в Китае неженатые мужчины и незаконные жены не удостаиваются погребения. С другой стороны, по законам страны, направленным против проституции, предающиеся половому разврату подвергаются телесному наказанию. Наше понятие о нравственности, не всегда приложимо в населению Поднебесной Империи и с критикой надо быть вообще очень осторожным, так как государственный строй Китая чрезвычайно сложен и устои его нам мало известны.