При обычном течении жизни, взрослые китайцы относятся к своим идолам, собранным в кумирнях, с поразительным спокойствием, пожалуй даже равнодушием. Они редко посещают кумирни, курят в них табак, громко болтают; случается, что, валяясь на полу, предаются своей неудержимой страсти — игре в карты. Однако идолы сразу оживают в коллективном сознании толпы в дни праздников, когда кумирня ярко освещаются многочисленными фонарями и курительными палочками, наполняются благоуханием и чадом от сжигаемых ароматических веществ и жертвенной бумаги, оглашаются звуками гонгов и длинных медных труб, напоминающих наши пастушьи свирели, но с широким раструбом на конце. Через сильное одновременное возбуждение зрения, обоняния и слуха, при порче вдыхаемого воздуха, у собравшейся толпы народа порождается эмоция страха, развивается полет фантазии, с силою пробуждается вера в могущество богов. Эти моменты языческого богослужения производят сильное впечатление на всех. Даже дети, принимающия участие в церемониях, бывают потрясены виденным до глубины души и уносят воспоминания, оставляющия прочный след в сознания. С ручками деревянными, костяными или металлическими идолами, которыми семьи обзаводятся для покровительства ремесла или иного дела и для памяти всем, особенно женщинам и детям, в обычное время люди обходятся тоже довольно пренебрежительно, но при равных житейских невзгодах и несчастьях сейчас же обращаются в ним за помощью.
В Китае смотрят на жизнь рассудочно-просто и к предстоящей смерти относятся удивительно спокойно, что отчасти объясняется верою народа в переселение души и в загробное бытие в бестелесном состоянии. Часто всеми любимый и близкий в смерти человек еще не умер и, может быть, не умрет, а его уже моют и одевают в покойницкий наряд. Преклонный возраст не страшит людей. Гости не спрашивают хозяина: “Как ваше здоровье?", а обращаются с вопросом: »Сколько вам лет?". Приличие требует не убавлять годы, как у нас, а скорее немного накинуть. Чем меньше осталось жизни, тем больше почета и прав. Старик, оставляя многочисленное потомство, знает, что цель жизни достигнута, — у него есть семья, которая не разбредется во всем концам света, а будет из поколения в поколение у оставляемого им очага оберегать традиции предков, имя же его занесется на родовую табличку и будет предметом поклонения. Чего же беспокоиться? Мало того, — старик доволен, когда ему сын дарит прекрасный гроб, который и бережется в кумирне годами. Многим китайцам даже смертная казнь страшна лишь постольку, поскольку голова, выставленная в клетке, может затеряться и останки вообще не будут тогда предметом поклонения детей и внуков. По господствующему убеждению, душа только при целости трупа делятся нормально на три части; из них одна идет с телом в могилу, другая переселяется в родовую табличку, свято хранимую в каждом доме, третья улетает на небо. Если же голова отсечена и потеряна, то душа не успокоится, будет рыскать по ночам в поисках ее, будет являться живым родственникам. По этой же причине китайцы не могут допустить, чтобы европейские хирурги удаляли им части тела; неуспокоившихся духов и без того достаточно. Придворные евнухи всю жизнь хранят в консервированном виде то, что у них было удалено, дабы взять это с собою в могилу. Когда палач, роль которого выполняет один из подлежащих в свою очередь смертной казни, поставив на колени в ряд лиц, присужденных в отсечению головы, приступает в делу, он даже инстинктивного протеста со стороны обвиненных почти не встречает. Мало того, — пока одному снимают голову, другой нередко подмигивает соседу: “твоя, мол, очередь, готовься», и показывает жестом, как отрубят голову и как она покатится по земле.
V.
О необычайном распространении самоубийства в Китае известно всем. Страх смерти подавляется привычным, чтобы не сказать унаследованным, послушанием младших старшим: сын неизбежно покоряется и накладывает на себя руки или идет добровольно на плаху, если того требует осерчавший отец. Для мелкого чиновника достаточно подчас одного совета высшего начальника оставить земное существование, чтобы тот принял опий, мышьяк или иным путем лишил себя жизни. Здесь играет, конечно, роль и подражание при сознании разумности и нравственности поступка в известных обстоятельствах жизни. Ведь ставится же за самоубийство, вызванное подвигом добродетели, почетная арка. Когда жена, вслед за смертью мужа, решается кончить жизнь самоубийством, — а это бывает не очень редко, — то накануне печального события женщину навещают ее родственницы, прощаются и напутствуют ее. Она с достоинством и видимым спокойствием отвечает на приветы и добрые пожелания, ссылаясь на обязанность хорошей жены следовать за мужем. Тут мы имеем дело с пережитком седой старины, когда при смерти мужа в могилу шла обязательно и жена, не говоря о рабах и имуществе покойного. Ныне, впрочем, в огромном большинстве случаев, бросается в могилу маленький бумажный или соломенный манекен, как символ жены, а также модели любимых мужем вещей. Страх перед судом тоже часто является причиной самоубийства. Вообще, для сынов Поднебесной Империи наклонность к самоубийству так же характерна, как, напр., для туземцев Кавказа — часто как будто унаследуемая наклонность к убийству другого лица.