– Я хочу сказать, что сначала услышала, как этот юноша фыркнул, а потом я увидела, ну, мне показалось, что он целует стену, а потом он опрокинулся на спину. С ним все будет хорошо?
– Он поправится, – ответил полицейский.
– Чудесно! – обрадовалась миссис Соломон. – Мой приятель тогда не будет переживать так сильно.
Ее приятель поклонился в традиционной восточной манере. Как это очаровательно! – восхитилась миссис Соломон. Такой вежливый, кто бы мог подумать, что он уже столько лет страдает оттого, что его сын сделал нечто такое, о чем и рассказать невозможно. Римо был вынужден прочитать Чиуну еще одну лекцию. Эти лекции участились с тех пор, как президент объявил о своих планах посетить коммунистический Китай.
Они сидели на берегу Карибского моря, и небо над ними стало сначала красным, потом серым, потом черным, и когда они почувствовали, что вокруг никого нет, Римо зачерпнул пригоршню песка и, пропустив его сквозь пальцы, сказал:
– Папочка, никого в мире я не уважаю так сильно, как тебя.
Чиун, одетый в белое кимоно, сидел молча, словно бы вдыхая свою суточную порцию соли из морского воздуха. Он ничего не ответил.
– Бывают времена, когда мне становится больно, папочка, – продолжал Римо. – Ты не знаешь, на кого мы работаем. А я знаю. И именно потому, что я это знаю, я понимаю, как важно нам не привлекать к себе внимания. Мне неизвестно, когда завершится этот курс переподготовки и мы разлучимся. Но пока ты со мной… Да, нам очень повезло, что этот мальчишка думает, будто поскользнулся. И в прошлом месяце в Сан-Франциско нам тоже повезло. Но ты ведь сам говорил, что везение дается человеку легко, но так же легко отбирается назад. Везение – самая ненадежная вещь в мире.
Волны размеренно бились о песок, и в воздухе начала ощущаться прохлада. Чиун негромко произнес что-то, что прозвучало как «клещи».
– Что? – не понял Римо.
– Кветчер, – повторил Чиун.
– Я не понимаю по-корейски, – сказал Римо.
– Это не по-корейски, но все равно подходит. Это слово использует миссис Соломон. Это существительное.
– Я полагаю, ты хочешь, чтобы я спросил, что оно означает?
– Это не имеет значения. Человек остается тем, чем он является.
– Ну, ладно, Чиун. Что такое кветчер?
– Я не уверен, что это можно точно перевести на английский.
– С каких это пор ты стал иудеем?
– Это идиш, а не иврит.
– А я вовсе и не приглашаю тебя исполнить главную роль в «Скрипаче на крыше», или в каком другом еврейском спектакле.
– Кветчер – это человек, который только и делает, что ноет и жалуется на судьбу, жалуется на судьбу и ноет по самому ничтожному поводу.
– Мальчишка из ресторана не сможет ходить без костылей еще много месяцев.
– Мальчишка из ресторана больше не будет невежливым. Я преподал ему бесценный урок,
– Урок заключается в том, что он должен держать себя в руках, когда на тебя находит одно из твоих настроений.
– Урок заключается в том, что старших надо уважать. Если бы молодых людей, уважающих старших, было больше, мир стал бы куда более спокойным местом. Это всегда было самой большой проблемой для человеческой цивилизации. Недостаточное уважение к старине.
– Ты хочешь сказать, что я не должен с тобой разговаривать так, как разговариваю сейчас?
– Ты слышишь то, что хочешь слышать, а я говорю то, что хочу сказать. Вот что я хочу сказать тебе.
– Возможно, мне придется прервать курс подготовки из-за всего, что произошло, – сказал Римо.
– Ты будешь делать то, что должен делать ты, а я буду делать то, что должен делать я.
– Но ты больше не будешь делать то, что сделал?
– Я приму во внимание твою болезненную реакцию на такой ничтожный пустяк.
– А те футболисты – тоже ничтожный пустяк?
– Если человеку очень хочется волноваться, он никогда не будет испытывать недостатка в поводах для этого.
Римо воздел руки к небу. Непробиваемое упрямство есть непробиваемое упрямство.
Чуть позднее зазвонил телефон. Вероятно, сигнал отбоя. Сигнал тревоги поступал до десяти раз в год, но, если Римо задействовали хотя бы один раз из десяти, это уже было много.
– Слушаю, – сказал Римо.
– Сегодня в девять вечера, в казино. Мама будет там, – произнес голос, и раздались гудки.
– Какого черта? – полувопросительно выругался Римо.
– Ты что-то сказал?
– Я сказал, что это стадо баранов ведет себя в высшей степени странно.
– Обычная американская манера, – счастливо объявил Чиун.
Глава пятая
Казино было похоже на большую гостиную, где в полумраке то тут, то там раздавались приглушенные возгласы. Римо прибыл ровно в девять часов вечера. Он смотрел на часы сорок пять минут назад и теперь хотел проверить, насколько точно его внутренние часы отсчитывают минуты. Сорок пять минут – идеальный срок для этого, поскольку они состоят из трех коротких периодов, служивших для Римо единицей исчисления времени.