— В чем дело, Иван Федорович?
— Зачем вы меня вызвали к этим пенсионерам?
— Я не вас приглашала, а вашу жену.
— В воспитании детей мы равны! — отрубил Бирюков. — Говорите, что от нас требуется. На совет я не пойду.
— А я бы хотела, чтобы вы послушали мнение общественности...
— Всего хорошего! — и Бирюков ушел.
Правда, Бирюкова все же «вытащили» на заседание комиссии по делам несовершеннолетних. И там ему пришлось услышать немало горьких слов.
Прошло две недели. И совершенно неожиданно в детской комнате милиции появилась Татьяна Всеволодовна Бирюкова. Она остановилась посреди комнаты и убито произнесла:
— Толик опять сбежал... Дружки его сманили. Те, с которыми он знался, когда дома не жил.
— Кто они, откуда?
— А я почем знаю...
Дело принимало крутой оборот.
Долго искали Анатолия. Наверное, искали бы еще дольше, да он сам пришел. И рассказал, где был, что воровал — и с кем.
То, что сознался, было уже хорошо. Значит, самого гнетет такая жизнь. Но как уберечь его от дурного влияния, как спасти? И Евдокия Сергеевна предложила создать на лето особый, как назвала его потом, оздоровительный лагерь для таких, как Бирюков.
Идею Скачковой одобрили. Лагерь работал все лето. И все лето там находился Бирюков.
— Только бы он сумел окончить восьмилетку, — думала о нем Евдокия Сергеевна. — Сразу же устрою его на завод! — Она верила в силу рабочего коллектива, знала, что, почувствовав себя взрослым и самостоятельным, Анатолий забудет свои неумные выходки.
Так и получилось.
Евдокия Сергеевна помнит, как, одетая в штатское, она сидела среди рабочих в зале заводского клуба. Нескольких пареньков, в том числе и Анатолия, посвящали в рабочие.
Она в тот день так и не показалась Бирюкову...
И вот — это приглашение на свадьбу.
Евдокия Сергеевна держала в руке короткое письмо и, довольная, улыбалась.
— Миш, что мне посоветуешь?
— Решай, как всегда, сама.
— А я уже решила. Обязательно пойду: ведь Анатолий мне — как сын!
Брак по расчету
Со следователем Рауфом Галязовичем Султановым мы встретились в купе скорого поезда Казань — Москва. Было начало сентября, на железных дорогах и в аэрофлоте в это время спад пассажиров. Школьники и студенты уже разъехались по местам, а отпускников и командировочных не хватает, чтобы заполнить все места в купейном вагоне. Мы с Султановым занимали купе вдвоем.
Как давние знакомые, разговорились.
— Читал в газете вашу «Пригоршню зерна», — сказал Султанов. — Вы, кажется, из Саратова ее писали.
— Да, — подтвердил я, — была у меня в августе такая командировка. Надо было дать корреспонденцию о больших потерях зерна на полях и дорогах Саратовской области.
— Одно меня удивило в этой статье: как вам удалось высчитать, сколько хлеба можно выпечь из пригоршни зерна?
— Специалисты высчитали. Между прочим, это был самый трудный момент в работе над корреспонденцией.
И я коротко рассказал, как на одной из степных дорог под Саратовом мы выгребли из ямки два ведра пшеницы, которая выплескивалась сюда из кузовов проходящих машин. Шофер, с которым мы ездили по районам, зачерпнул полные пригоршни крупных литых зерен и сказал:
— Это ведь хлеб. Тут, поди, булка хлеба выпечется, а?
Я не знал, сколько хлеба можно выпечь из пригоршни зерна. В Саратове потратил целый день на выяснение этого вопроса. Все же удалось установить, что в пригоршню можно захватить семьсот граммов пшеницы. После простого размола из этого количества зерна выйдет примерно шестьсот граммов муки, а хлеба из шестисот граммов муки получится почти полтора килограмма. Надо учитывать припек. Ну, а полтора килограмма хлеба — это суточный рацион средней семьи. Вот что теряем мы, рассыпав лишь одну пригоршню зерна.
— Любопытно! — воскликнул Султанов, когда я закончил рассказ. — Точно так же у меня вышла однажды задача с портфелем... Вот как вы, например, думаете — сколько метров тонкой ткани для женского платья можно упрятать в один портфель?
— Это смотря какой портфель.
— Правильно. И какой толщины ткань. Но все это величины приблизительные. А мне надо было по возможности точно знать, сколько ушло ткани в портфель — в такой, знаете, современный портфель, пузатый, или, если хотите, крутобокий.
— И что же?
— Узнал. В него вошло пятьдесят метров ткани.
— И вы схватили вора за руку?