— И почему же мистер Стернер стал уточнять свою родословную? — спросил Лукин, внимательно слушавший переводчика.
— Да вы и не подозреваете, что мы с мистером Стернером намерены делать в вашем городе? Искать клад, ни больше ни меньше!
— Любопытно! — улыбнулся Лукин. — И где он лежит, этот клад?
— В саду того самого дома купца Суганова, о котором вас уже запрашивали из Москвы. Под каким-то деревом или кустом лежат сокровища купца. Стернер уверяет, что там золота не меньше, чем на сто тысяч долларов.
Колесов снова стряхнул пепел с сигареты, улыбнулся и добавил:
— Вот так-то, дорогой Михаил Захарович. Ходите вы по земле и не подозреваете, что кое-где она буквально начинена золотом. А мистер Стернер намерен это золото выкопать и на правах последнего живущего из наследников купца Суганова прикарманить...
— И юридически он будет прав?
— Во всяком случае, по нашему законодательству на какую-то часть претендовать может. Стернер, конечно, ничего терять не хочет. Дядя его, купец Иван Суганов, закопал это золото еще в годы гражданской войны. Часть богатств он, видимо, прихватил с собой, когда бежал в Америку. Туда же последовал и брат его, Филипп — отец нынешнего мистера Стернера. Там, в Америке, купец написал завещание: весь клад, закопанный в саду, после его, Ивана Суганова, смерти, будет принадлежать его родному сыну Макару Суганову. Не имея вестей от сына и не зная, жив ли он, купец незадолго до своей смерти написал новое завещание, в котором назначил наследниками клада своего брата Филиппа Суганова или племянника Илью Суганова, но лишь в том случае, если сын его Макар умер или отказался от наследства.
— Позвольте, а где первые наследники — сын купца и его брат?
— Сын купца — Макар Иванович Суганов с родителями в Америку не уезжал. Он в те годы был уже взрослым, самостоятельным парнем и хоть происходил из купцов — ушел в Красную Армию, боролся за Советскую власть.
— Вот как! — воскликнул Лукин.
— Да, так. Причем Стернер уверяет, что Макара давно нет в живых: за все годы от него не приходило никаких вестей, хотя отец и писал запросы о нем. А второй ближайший родственник купца — его брат Филипп — умер в Америке глубоким старцем три года назад. В живых остался единственный из трех упомянутых в завещании — племянник Илья, он же мистер Стернер. Вот он и прибыл за наследством.
— А сам он, Стернер, чем занимается в Америке?
— Стернер — бизнесмен, капиталист. Очень богатый человек.
— И все же не поленился тащиться в другое полушарие за золотым кладом?
— А что удивительного? Психология всякого буржуа: если у меня есть миллион, надо сделать так, чтобы стало два миллиона. Есть два миллиона — надо накопить двадцать... Жадности капиталистов пределов нет.
— Сказать по совести, — признался подполковник Лукин, — с живыми капиталистами я дел не имел.
— Вот теперь как следует рассмо́трите, — весело отозвался Колесов, — настоящего бизнесмена, капиталиста до мозга костей. Кстати, гражданское платье вам идет. Оставьте мне ваш телефон. Завтра я вам позвоню. Начнем раскопки...
— Позвольте, Викентий Семенович, а город-то вы заморскому гостю покажете? Ведь это — его родина.
Колесов усмехнулся.
— Вы думаете, его интересует город? Когда ехали из аэропорта, я сказал ему, что никогда не бывал в этих краях и не думал, что это такой большой, солидный город. И знаете, что он мне ответил? «Меня, — говорит, — вот что волнует: не разнеслась ли весть, что я приехал за кладом и не выкопает ли кто-нибудь этот клад сейчас или ночью?»
— Так ведь он же турист!
— Он — кладоискатель! — с шутливым заговорщицким видом произнес Колесов, и оба они рассмеялись. — А я действительно в этих краях впервые и, вероятно, ничего не увижу, кроме двора дома купца Суганова. Вот жаль-то! Я, знаете ли, — продолжал Колесов, — большой любитель древней архитектуры. Мое хобби! А в вашем городе есть что посмотреть. Но ничего не поделаешь — служба!
Михаил Захарович Лукин встретился с Уильямом Стернером утром следующего дня. Он ожидал увидеть важного, надутого, чопорного человека, одетого в строгий черный костюм. И ошибся.
С крыльца гостиницы торопливо сбежал высокий, тощий старичок в берете, из-под которого выглядывали седые волосы. На худом, морщинистом лице выделялись только узкие белые усы, подстриженные «щеточкой». Свободная темно-коричневая куртка из искусственной замши висела на Стернере, как на плечиках. Светло-коричневые брюки приятно гармонировали с курткой и светлыми туфлями. Несмотря на теплое солнечное утро, Стернер надел перчатки. «Собирается собственными руками откапывать клад», — усмехнулся про себя Лукин.