— Платит он вам аккуратно?
— За полгода вперед уплатил, и все. Живет тихо. Женщин не приводит. Была, правда, одна. Надей звать. Ну, ничего, девушка вроде хорошая. Заходила ненадолго и ушла с ним вместе. И еще в воскресенье была у меня. Спрашивала, куда отлучился Аркаша. Ну, я сказала: «Не знаю, не докладывался».
Слушая хозяйку, Михаил Иванович осматривал дверцу шкафа. Стальной язычок внутреннего замка торчал из металлической щели. Ковалев свел дверцы шкафа вместе, нажал ладонью, и дверцы плотно прикрылись. Потянул их на себя — они легко распахнулись.
— Шкафчик у вас — как и входная дверь: замок только для видимости, — заметил он.
— А кому тут шарить? От кого запираться?
— Ну, а если у человека что ценное есть — деньги там или вещи дорогие? Куда положить?
— Тут и мудрить нечего. Клади под подушку, все будет в целости-сохранности. А то в чемодан можно спрятать.
Ковалев осмотрел постель квартиранта, заглянул в пустой ящичек стола. Выдвинул из-под кровати чемодан. В нем было аккуратно сложено белье, два полотенца, носки, белая нейлоновая сорочка.
— Вам он никаких вещей или бумаг не оставлял?
— Как же, оставлял. Пальто и два хороших его костюма висят у меня в шкафу.
Ковалев пошел во двор. Старушка встала перед ним, заслонив дверной проем. С тревогой в голосе спросила:
— Сынок, а он, часом, не у вас?
— Нет, хозяюшка. Пока неизвестно, где он есть.
Выйдя на крыльцо, Ковалев приподнял дверь, подвел ее к петлям и надел на место. Усмехнулся:
— Да, техника... — Повернулся к хозяйке, спросил: — А не знаете, заходил к вашему квартиранту кто-нибудь из мужчин?
— Нет, не примечала. Разве что вечером кто бывал. Только вечером я все равно ничего не услышу — приходит внучка, и мы телевизор смотрим. Гром на всю хату.
— Внучка глуховата, что ли?
— Почему? Просто любит послушать во всю силу. Чтоб пенье — так пенье, пальба — так пальба.
— Ну, ну...
Ковалев попрощался с хозяйкой, наказав передать квартиранту, когда появится, чтоб в милицию зашел или позвонил.
— Это можно, — кивнула старушка, притворяя за лейтенантом калитку.
Прошло два дня.
Капитан Ахмеров снова вызвал инспектора Ковалева к себе. Подал ему листок бумаги.
— Вот, ознакомьтесь.
Это было сообщение из маленькой деревушки, стоявшей на самом берегу Волги, километрах в ста от города. Там, на берегу Волги, в густых зарослях ивняка деревенские мальчишки обнаружили труп мужчины.
— Может быть, это тот самый Ставров? — спросил Ахмеров.
— Ну почему именно он?
— Это предположение. Судя по сводке, никаких особых происшествий за эти дни не было. А ведь Ставрова так и нет.
Ковалев согласно кивнул головой.
— Возьмите фотографию Ставрова, вызывайте дежурный катер, — продолжал Ахмеров. — Обязательно пригласите следователя прокуратуры и эксперта. Я поеду вместе с вами.
Плавание было не из легких. Встречный ветер развел волну. Катер шлепал днищем, обдавал пассажиров дождем студеных брызг. И хоть шли по течению, но на место прибыли лишь часа через два.
За деревней, в непроходимом ивняке, куда способны забредать только вездесущие мальчишки, лежал труп мужчины. Тело было расклевано хищными птицами, лицо обезображено.
— Да, фотоснимок тут не понадобится, — сказал капитан Ахмеров. — Сличать не с чем.
Пригласили из деревни двух понятых и начали осмотр места происшествия.
На песке были видны ямки, оставленные ногами убийцы и еще две полосы — возможно, след волочившихся ног убитого. Значит, убит был человек на берегу. Но бесформенные ямки на песке не давали никакого представления о том, во что был обут человек, волоком принесший труп в кусты.
Не было следов и на берегу — их смыло волнами широкой в этом месте Волги.
Приступили к осмотру одежды человека, найденного в зарослях ивняка. Майка не представляла ничего необычного. Старые, многократно латанные, перепачканные глиной шаровары были, пожалуй, под стать майке: никаких особых примет, абсолютно ничего в карманах. Обуви на убитом не было.
— Постойте-ка! — вдруг воскликнул Ахмеров. — Тут что-то есть.
Он запустил два пальца в крохотный карманчик-клапан у пояса и осторожно вытащил оттуда какую-то серенькую бумажку. Больше в кармашке ничего не было.
Тут же, присев на ствол поваленного дерева, Ахмеров стал с величайшей осторожностью развертывать и расправлять клочок серой бумаги.
— Смотрите, Михаил Иванович, квитанция какая-то...
Ковалев достал лупу, навел ее на еле приметные карандашные строки.
— Нет, Зуфар Шукурович, это не квитанция. Вот, приглядитесь-ка. Тут напечатано: «Наряд». А ниже карандашом написаны цифры: восемьдесят четыре — тридцать два. Вероятно, номер машины.