Они подобрались к косогору. Дома внизу заслонили дорога и скалы. Под сырым вылупившимся солнцем река и низина казались красивыми. Глядеть на них ему не хотелось. Он обернулся и взял вожжи, чтобы слегка придержать лошадь, когда обоз покатится по склону. Старик впереди щелкнул языком и пришпорил коня. Потом подождал, деловито насупившись, пока те не подтянулись. Лицо его раскраснелось, а из-под шапки блеснули крупинки пота. Мальчишка бросил вожжи и отвернулся в сторону, но старик передумал и смолчал, спрятав в себе свой испортившийся голос. Дребезжала цепь в руках афсин. Лучше бы завернула ее в холстину, подумал мальчишка. Среднего дядю слышно не было.
В бричке завозились дети, и невестки шикнули на них, но только стало еще громче. Мальчишка спрыгнул наземь, пропустил мимо вола и овец. Старший дядя понял и, подхватив его под мышки, усадил к себе на коня.
– Не так, – сказал мальчишка.
– Без седла не удержишься, – ответил дядя. – И так сойдет.
– До перевала не поспеют, – сказал младший дядя. – А за него не сунутся, кровников испугаются. У тех двенадцать мужчин в роду.
– И нас трое. С ним – четверо, – сказал старший и хлопнул мальчишку по плечу. Тот спокойно выдержал их смех. – За пару коней и участок отмерят.
– Больше бы не запросили.
– Не запросят. А запросят, можно и дальше двинуться. Земли там пригожие.
– Попригожей наших. На наших двум воробьям – уже тесно.
Мальчишка чувствовал спиной кинжал и твердый дядин живот. До перевала он никогда прежде не добирался. Его отец бывал там. А до того бывал и дед – тот, настоящий…
Средний дядя снова застонал впереди, но оба брата притворились, что не слышат. Только старший сплюнул. Афсин перебирала пальцами цепь. Невестки возились с детьми. Мальчишка потер бедро и сказал:
– Сам хочу. Смогу и без седла.
Ему не ответили. Он думал о дороге, что шуршала среди скал и выгибалась темно-серой лентой по камням и земле. Вскоре они выехали к реке, и та долго тянулась под ними, убегая водой назад. Мальчишка задремал. Ни река, ни разговоры не мешали ему.
Когда он очнулся, солнце стояло высоко над головой, наблюдая за ветром и скалами. Он толкнул мужчину в бок.
– Я знаю это место.
Тот кивнул.
– Скоро будет аул, там есть люди нашей фамилии. Я был там с отцом. Я помню.
Младшего дяди рядом не было, и мальчишка увидел, что тот далеко впереди, близ старика. Дорога стала у́же, и обоз растянулся по ней на добрую сотню шагов. У развилки все остановились. Дед крикнул старшему сыну:
– Мы двинемся в объезд! Ты сам заедешь к Иналыку и скажешь, где нас искать. Сделай так, чтобы меньше расспрашивали. У излучины встретимся.
– Хорошо, – ответил тот.
– Я с тобой, – шепнул мальчишка.
– Он со мной переждет, – сказал дядя.
Старик не возразил и тронул коня. Сидя на бричке, скрестив под платьем ноги, афсин внимательно смотрела на мальчишку. Они долго не отрывали взглядов, и мальчишка подумал, что она знает о нем то, что ему самому пока невдомек.
Дядя спрыгнул с коня и присел на придорожный камень. Обоз скрылся за носом горы, почти не подняв пыли.
– Теперь мы воры? – спросил мальчишка и удобней устроился в седле.
Дядя распоясал черкеску и расстегнул ворот бешмета.
– Для кого – воры… Для кого – всадники. По мне, может, и к лучшему, что так обернулось. Худая земля, хоть своя, хоть чужая, только спину горбатит. А на ином скакуне плечи сами собой расправляются.
– Мой отец вором не был, – сказал мальчишка.
– Точно, – ответил дядя. – Его кобыла была старше бабки нашей афсин. А та, поди, лет сто уже к нам не заглядывала…
Он сложил руки на груди и лениво выбросил ноги.
– И дед мой никогда ничего не крал. Мой настоящий дед…
– Известно, не крал. У него коня отродясь не бывало. Сколько помню, волами перебивались.
– Еще лошади…
– Ага. Такие, что полверсты рысью проскачешь, глядь – а в руках одни вожжи остались от тех лошадей… – Он зевнул и мягко потянулся. – Вздремну чуток. Как солнце той горы коснется, разбудишь. Дальше гребня не отъезжай.
– Я тоже вор?
– Конечно, кто ж еще? – сказал мужчина и опустил веки. Он был похож на отца. Только тот был угрюмей и выше. И не был вором. «Он не знал, что вор – это хорошо. А я теперь знаю», – думал мальчишка.
Он ткнул пятками коня, и тот охотно зашагал по дороге, потом перешел на рысь, и они в минуту достигли поворота. В воздухе пыли уже не было, кроме той, что всколыхнули с земли они сами. Мальчишка погладил теплую шерсть. На таком коне можно хоть до перевала лететь. Он подумал, что вором быть легко и приятно.