Торба. Иди сюда… Подними меня…
Ицик поднимает его.
Ицик!
Ицик. А?
Торба. Где я?
Ицик. Не знаю.
Торба. Я спал?
Ицик. Да.
Торба. Мне это снилось?
Ицик. Да.
Торба. Может, я это слышал наяву?
Ицик. Да.
Торба (озирается). Нет никого?
Ицик. Нет.
Торба. Где мы находимся?
Ицик. Не знаю.
Торба. Непостижимо! Ночь чудес… Ночь сплошного колдовства!.. Со мной говорил, светлой памяти, старый раввин… Странная речь!.. Знакомый голос… Гм… Вдова Элька?.. Клад-то, оказывается, у нее?! Никому ни слова!.. А то найдутся охотники… Ицик, идем домой!
Торба, Ицик уходят. Беня и Головешка выскакивают из своих укрытий.
Беня. Ну?
Головешка. Ну-ну?
Беня. Олл райт! Теперь вам нужно ехать, как мы и договорились. Там вы получите письмо от раввина о том, что вы снова стали евреем, иначе вы не можете жениться на дочери моего дядюшки. Там вы заодно проследите за менялой. Он едет жениться на вдове, которую мы ему сосватали… Ю эндэрстэнд?.. А к тому времени, когда вы вернетесь назад, я уговорю дядюшку, чтобы он отдал вам Эстерку. Если же он не захочет, я возьму вас и мою кузину на мои экспенсес[82] ко мне, в Америку, и поженю вас там…
Головешка (обнимает его). Голубчик!..
Беня. Я это делаю только ради моей кузины, — ю эндэрстэнд?
Головешка. Между прочим, у меня к вам еще одна просьба.
Беня. Велл, если только это возможно…
Головешка. Мне очень жаль бросить службу. Нельзя ли, чтобы вы там выхлопотали мне такую же самую полицейскую должность городового?
Беня. Олл райт! Только бы оказались в порядке все ваши пейперс, документы.
Головешка (с живостью). Разумеется! У меня есть чистая отставка. Я ведь был под Севастополем, имею благодарность от царя…
Беня. Вот вы и — олл райт!.. У нас такой полисмен, как вы, получает точно в три раза больше… Да что я говорю? — в тридцать раз больше!
Головешка. А со стороны перепадает доходец? Дело служебное!
Беня. Да еще какой! Еще бы! У нас нет полисмена, который не владел бы двумя собственными домами, кереджем… Есть у нас полисмен — выезжает он не иначе как с двумя черными неграми: один спереди, другой сзади. Еще есть у нас один полисмен, который в три раза богаче, чем Вандербильд и Рокфеллер вместе взятые!..
Головешка. Мамочка! (Бросается его целовать.) Между прочим, а то, что я снова становлюсь евреем, не помешает по должности?
Беня. Наоборот! Это еще лучше! У нас почти вся полиция сплошь из евреев! Нет у нас ни одного полисмена не из евреев… Был один, — он, как и вы, недавно перешел в иудейскую веру ради девушки, ха-ха-ха! (Хлопает Головешку по плечу.)
Головешка (отвечает ему тем же). Хе-хе-хе!
Оба берут друг друга под руки, осторожно идут к забору. Первым лезет Головешка. Беня подталкивает его снизу.
Беня (подсаживая его). Лезьте, не бойтесь!..
Головешка. Осторожно! Тут можно, упаси бог, зацепиться плащом… Дело опасное!..
Беня. Олл райт! Олл райт! (Лезет следом за ним.)
Занавес.
Вторая картина
Просторный шалаш. Длинные накрытые столы, на столах — бутылки, стаканы, леках, варенья. За столами сидят мужчины и женщины, среди них все персонажи пьесы, кроме Идла Торбы, Ицика, Головешки, Влоцлавского и Эльки. На почетном месте — жених с невестой; Беня во фраке, в цилиндре, при белом галстуке. Под белым покрывалом сидит Эстер в белом подвенечном платье. Несколько в стороне евреи-музыканты с инструментами наготове ждут, — вот-вот их попросят играть. Между столиками с сияющими лицами снуют: Лейви Мозговоер — у него засучены рукава, шапка задрана кверху, раскраснелся и весь в поту, Башева в шелковом платке, завязанном на затылке. Они потчуют гостей. За ними следуют служка и кухарка Зелда, помогают расставлять тарелки, раскладывать ложки и вилки.
Несколько голосов. Шшша! Тише! Евреи! Ребе хочет пить лехаим!
Раввин (с серебряным кубком в руке, ищет глазами свата). Лехаим, сват! Где сват?
Голоса. Сват! Сват! Где сват? Ребе хочет пить со сватом лехаим!..
Мозговоер (услышал). Да вот же я! Иду. (Подходит к раввину, берет рюмку.)