Выбрать главу

По-настоящему «доходить» она начинает на пятые сутки, и мозг сдается. Пытка становится сверхпыткой, переходя пределы человеческих возможностей. Для пятых суток просто нет, не придумано контрметодики защиты. Все известные мозгу защитные механизмы уже не работают. Примерно такое действие оказывают – правда, не на всех – современные психотропные спецпрепараты, «разговорники». Ты полностью перестаешь отдавать себе отчет в своих действиях, растворяешься, ты больше – не человек, а стул, на котором сидишь на этом допросе, стена, на которую смотришь, сигарета, которую тебе предлагают. Разрушаются границы личности, и разрушается она сама – потому что личность состоит из связей, которые мозг ежесекундно проводит между человеком и всем, что его окружает. Пытка бессонницей в течение пяти суток полностью рушит эти связи и разрушает последние сторожевые пункты, имеющиеся не просто у разведчика – у человека. Последний сторожевой пункт – его «Я», его сознание. Ведь даже самый подготовленный разведчик – все равно человек, значит, его можно сломать, отняв у него возможность осознавать себя как разумную личность.

Не знаю, как у меня в Африке получилось выстоять? Честно скажу, в этом нет никакой моей заслуги, потому что на пятые сутки, по сути, меня уже не было. Было тело, в котором или над которым витали какие-то обломки личности. Но была, видимо, какая-то сила, которая пришла мне на помощь – просто выключила. И никакими способами они не могли меня разбудить, чтобы продолжить пытку. Это означало, что мозг отказался работать, предпочитал погибнуть, и он бы это сделал, но, к счастью, это вовсе не входило в их планы. Если бы мой мозг разрушился, он стал бы для них совершенно бесполезен. Все скрытые в нем знания были бы потеряны – а они все еще надеялись их получить.

Как тогда я все это выдержал? Что это была за сила, которая мне помогла? Бог? Значит, ему пришлось присутствовать на этих допросах? И видеть все, что со мной проделывают? Он пожалел меня? Приятно так думать. Но за что? Приятно думать, что есть за что. Может быть, он меня считает не таким уж плохим?

У Вершинина, это я могу сказать как человек, прошедший через подобное, все последнее время потихоньку ехала крыша. Нет, конечно, не в том смысле, что он становился психом. Он всегда им был, так что тут, как говорится, ничего нового. Но я явственно ощущал – по всем его поступкам этого периода, – что он «поплыл». Вся эта история с женой, плюс нагрузки по работе, бесконечные накладки, природная неспособность удерживать в голове одновременно несколько плотных потоков информации, природная неспособность доверять часть работы подчиненным, плюс природная вспыльчивость. И плюс – бессонница. Пытка бессонницей, которую он устроил сам себе.

Все это предопределило весь кошмар, который начался для него в тот день, когда он, как всегда своевольно, принял роковое решение провести эту «операцию» на стадионе.

* * *

Холодная вода освежила голову и мысли, и теперь Вершинин понял, что имел дело, конечно, не с телефонным хулиганом. В телефонных хулиганов, знающих его прямой номер и должность, он не верил.

Конечно, это звонил человек от Седого, с которым у него были свои счеты. Что было по крайней мере странно. Нет, не счеты, а странно то, что в три часа ночи его разбудил звонок от человека Седого. Седой далеко не глуп и очень осторожен – только поэтому еще жив. Он должен был понимать, что вот так звонить по личному телефону Вершинина – неслыханная дерзость. Что же толкнуло эту старую осторожную лисицу со много раз обкусанным хвостом сунуться прямо к охотнику?