– Так надо было груз бросить. Забрали бы потом,- выразил мнение Петро.
– Нельзя. Тут заявочное шмотьё и прочее,- Сашка достал пачку "Беломора" и закурил.- Обязательства надо соблюдать.
– Я потому к вам и шёл, что слово у вас железное и дело поставлено,- Петро щёлкнул пальцами.
– Так оно взаимное, и его выполнение ложится бременем на обе договаривающиеся стороны одинаково. Правда, без документа и подписей. Плохо, что у нас в стране в последние годы перестали верить данному слову,- Сашка затянулся дымом.
– Не годы, десятилетия,- поправил Петро.
– Да. Одна болтовня осталась. Сами люди и страдают оттого, что верят обещаниям и постепенно сами учатся в жизни обещать, а потом это ни к чему не обязывает никого. Дальше уже сам себе такой человек начинает обещать и всё рушится. Исчезает дисциплина и самоорганизация. На арену выходит вакханалия анархического неприятия, злобы, зависти. В таких условиях ценности меняют окраску, приобретают иную направленность не свойственную природе человека. При такой обстановке и выходят на вершину власти либо тупые с задатками тщеславия, либо сверхаморальные личности. И то, и другое в конечном итоге фашизм, геноцид и прочее,- Сашка выбросил окурок в приоткрытую створку печи.- И всё это мы – человеки. Слабые сползают вниз общественной ступени, добровольно лишая себя права голоса, а правят сильные: и мышцами, и умом, что реже, и деньгами, ещё властью данной им по праву их силы.
– Страна – тюрьма,- сказал один из москвичей.
– Хуже,- Сашка стал стягивать унты.- В тюрьме во сто крат проще. Хоть слабому и там не сахар. В тюрьме две силы: внутренняя, которой подчиняются все заключённые и внешняя, то есть, административная. Последняя, правда, не очень весит, но есть. Внутренняя, пусть даже дерьмовая, но её стараются поддерживать, не во всех же лагерях беспредел. А в государстве нет теперь никакой силы, совсем. Сплошной беспредел. От президента и парламента до маленького чиновника в лице управдома. И ведь это только начало. Скоро в эту смуту беспредела полезут все. От дури и оттого, что просто полезут. Принцип хватать себе всё подряд он хорош тогда, когда есть что хватать, а всем как раз и не хватит. Сначала не станет хватать тем, кто наверху, и они начнут дубасить друг друга. За крошки упавшие со стола высшей элиты, размозжат друг другу черепа на узкой дороге грабежа два работяги – рабочий и колхозник. Это хорошо, что вы решили остаться. Смотреть, и тем более участвовать, в этой глупой драчке не надо. В дерьме плавать всегда успеется. Катавасия эта долго длиться будет, на ваш век достанется.
– Вы в Москве случайно не были? Как там?- задал вопрос один из московских.
– Ссутулилась старая бабулька, почернела,- стал было отвечать Сашка, но осёкся и спросил:- Вы телевизор разве не смотрите?
– Бросили,- буркнул Петро.- Обрыдло. Да и потом, сейчас в две смены пашем, а в забое нужен свет. Тут включишь, там тускло. Вот мы и отголосовали. Смотрим только новости и то в чаепитие.
– Ясненько. И правильно. Как цены растут смотреть не интересно, тоскливо. Был в Москве. Народ крутится. На работу ходит с одной целью, чтобы что-нибудь украсть на продажу, ибо зарплаты на питание не хватает. Те, кто не работает, занимается сбором средств с тех, кто ворует. Их в свою очередь бомбят менты и так по цепочке вверх. Все продают. Всё, всем. В любом количестве. Соль, спички, нитки не в счёт, а остальное идёт полным ходом. От нефти до гвоздей. От интимных услуг до внутренних органов. Всё это в грязи, с жутким матом. Москва превратилась в большую мусорную яму, а люди в голодных и злых крыс. Бьют, стреляют, режут средь белого дня. Кругом хамство и полное отсутствие стражей порядка. Ругань и кровь перемешалась, превратившись во что-то обычно-приличное, а наличие синяков и кровоподтёков на лице стало довольно модным в среде московских обывателей. Всё, язык устал. Это можно описывать часами, но картина, думаю, вам ясна.
Впустив клубы холодного воздуха, в домик ввалились трое с дневной смены, неся попутно дрова, за ними следом До с неколотым чурбаком.
– Привет, Сань!- сказал он, ставя чурку торцом и стягивая перчатки.- Вот ещё один стул притащил. Я думал, что Проня припёрся.
– А он вам надоел?- пожимая пришедшим руки, спросил Сашка.
– Не то чтобы очень, но после того как пески летом отмыли и стали решать, вот они, и решили остаться второй год мыть и начали зарезать вторую штольню, он нас всех тут достал. Это не так, то не так. Всё не по его. Пришлось спровадить. Так он контрольщика старого сюда через десять дней привёл в подтверждение своей правоты. Тот осмотрел и сказал ему, чтобы не совался больше не в свои сани. Тогда-то мы и вздохнули спокойно. Больше с того дня Проня у нас не появлялся,- До сел рядом с Сашкой на принесённый чурбак.- Что снегоход?
– На перевале в подъёме полетел вал привода,- Сашка цокнул языком, показывая как это примерно было.
– Не беда,- сказал До,- заменим. А то я смотрю следы от салазок. Заявку, что ль, притащил?
– Да. Однако, не всю. Там на триста пятьдесят кило. Ну, а я не слон. Сто дотащил, остальное приволокём, когда метель уляжется.
– Позёмка уже сорвалась,- подтвердил До.- Дней на пять не меньше зарядит.
Народ расселся за стол. Одни завтракать, другие ужинать. Включили телевизор. По центральной программе шли дневные новости. Ели молча, не задавая вопросов.
Когда поели, Сашка достал из рюкзака пакет.
– Раз закончили, то на десерт почта. Письма,- сказал он, и московские оживились. Каждому было по несколько штук. Петро подсел к телевизору.- Тебе, Петро, тоже есть весточка,- Сашка протянул ему конверт.
– Мне!- не поверил тот.- От кого?
– От сестры,- Сашка насильно сунул конверт ему в руку.- Знаю, что ты не хотел, чтобы она знала, но не волнуйся, люди тихо пришли, тихо ушли. Она не такая уж злючка, как ты описывал. Нормальная баба. И братом тебя до сих пор числит.
– А где она была, когда я первый раз в лагерь попал?- лицо Петра стало красным.- Могла ведь помочь. Не сама, правда, через мужика своего. Теперь все задним умом зрячие стали.
– Слушай, Петро!- произнёс Сашка.- Ты в бутылку не лезь. Если кто тебе должен, так тот и должен. Сестру свою сам вини, коль считаешь, что она не помогла. Мне лично кажется, что мужик её не хотел этого. И потом, что ей надо было семью бросить или что?
– Ладно. Прочту,- ответил, чуть остыв, Петро.- И то верно, сеструха ведь. Она мне посылки регулярно слала, правда, я к ним не притронулся, всё братве отдавал. Боялся от несварения загнуться.
– Перекипи,- положив ему руку на плечо, посоветовал Сашка.- Никто ведь не гонит. Успеешь ещё озлиться.
– Другому бы в рожу дал,- сознался Петро.- А тебе не могу. Верю. Потом прочитаю,- он положил письмо на свою полку.- Торопиться мне и впрямь некуда.
– Годится!- Сашка встал и развязав мешки, стал каждому отдавать его заявку.- Тут не всё,- предупредил он,- остальное позже. Музыку я притащил, но она на перевале. Записи всякие тоже есть.
– А "Битлз"?- вопросительно посмотрел, задав вопрос, парень с крестиком.
– Тоже есть,- Сашка кивнул.- А ты что – битломан? По годам, вроде, не твоей молодости группа?
– Кто ж "Битлз" не уважает. Это классика,- парень смотрел на Сашку с удивлением.- А вы музыку не любите?
– Любят те, кто времени имеет вагон, и те, кому больше любить некого. Мне в жизни не до музыки было. Я дело делал. Музыка мимо меня прошла, стороной. И мне от этого ни жарко, ни холодно,- откровенно ответил Сашка.
– Понятно,- с сожалением сказал парень.- Но без музыки в жизни тоскливо.
– Похоронной,- подколол его До, под дружный смех.
– Эту ненавижу,- не обидевшись, ответил парень.- И не потому, что это с покойником связано, а сам не знаю почему. Чувствую, объяснить слов нет.
– Вот тебе ещё подарок,- Сашка кинул парню свёрток. В конце августа, пришедший к ним врач, обнаружил у парня грыжу. Выяснилось, что она у него давно и сильно донимала. Парень терпел адскую боль и врач сказал, что к моменту его появления хлопец мог уже остыть. Пришлось оперировать на месте. Закончилось всё удачно. В подарок Сашка привёз парню широкий поясной бандаж.
– Это штука!!- восхищенно воскликнул парень, развернув и осмотрев вещь.- А то я тут с Петром самодельный сделал, но такой вообще в отлёте. Это именно для грыжи?