"Темнота — наш лучший друг, в темноте не видно рук, в темноте мы познакомимся поближе", — на смену хриплому мужскому голосу пришёл нежный девичий.
— Сейчас ты скажешь, что люди — те же шары, — догадалась Ириска.
— А тучи, как люди? — улыбнулся Рауль. — Нет, я хочу поговорить не о шарах, а о тех, кто их сталкивает. Шарам кажется, что они всё делают сами. Впрочем, ты права, люди ничем не лучше.
— Можно подумать, ты видел тех, кто сталкивает людей?
— Видел.
— Да ты что! — восхитилась Ириска очередному приколу. — И какие они?
— Не помню.
— Ну, и зачем ты мне это рассказал?
— А после этого сталкивать людей неинтересно. Во время встречи тебе предложат совершить какой-нибудь пустячок, не связанный с этим миром. И, если выживешь, выполнят твоё желание.
— Что ещё за пустячок?
— Уже забыла? — чёрные глаза загрустили. — Миссия у нас одна: столкнуть с зелёного поля Панцирную Кошку.
— Ты меня совсем запутал, — призналась Ириска.
— Если б я хотел тебя запутать, сказал бы, что кошки — отродья дьявола. И мы просто обязаны убивать нечистых. В связи с приближением церкви к государству. Но к чёрту официоз. Есть кошачья сила, и есть мы с тобой. Зона риска обозначена чётко. Нам ведь надо разделаться с Панцирной Кошкой, а не передать её в Гаагский Трибунал.
— Странно, — зябко поёжилась Ириска. — Иногда я дождаться не могу минуты, когда превращусь в непонятную и удивительную. Но очень часто мне хочется просто-напросто остаться Ириской. Такой, как была. Такой, кем она должна стать.
— Нет трагедии в том, что ты стремишься остаться собой. Трагедия происходит, когда ты страстно пытаешься понравиться, а у тебя не получается.
"Кому я хочу понравиться?!!!" — хотелось картинно завопить, но девочка промолчала. Боялась спугнуть руку Рауля. Тёплую и надёжную. Впрочем, рука всё равно заворочалась и выскользнула.
— Нам пора, — жёстко сказал Рауль, поднимаясь. — Ниточки, которые держат нас в этом мире, уже оборваны. Если мы пропустим это Ржавое Полнолуние, то до следующего просто не доживём.
На секунду они замерли у выхода из подвала.
"Словно кошки у порога, — подумала Ириска, а потом добавила. — С волками жить, по-волчьи выть".
Рауль волновался, хотя двор пустовал. Ни единой кошки, ни одного человека. Рауль промокнул вспотевший лоб платком. С шёлковой ткани смотрели друг на друга две кошки. Одна, бело-чёрная, гордо вскинула морду вверх. Другая, серо-полосатая, вцепившись когтями в кору морщинистого ствола. Она изогнулась знаком вопроса и недовольно таращилась на горделивую подругу.
— Тоже из Капки-Стрелки, — пояснил Рауль. — Думаешь, получать сувениры из кошачьей цитадели позволено лишь тебе?
— И кого ты брал с собой в кошкину башню? Расскажи, — Ириска запнулась, — о ней.
— Это уже неважно, — подмигнул Рауль. — Поверь мне, девочка, с того дня, как я нашёл тебя, многое стало неважным.
Они прошли двор и медленно продвигались по кривой улочке. "Не тот вор, кто железо куёт, а тот, кто напротив живёт", — значилось на сером покосившемся заборе. Ириска кинула взгляд через дорогу. Там возносилась высотка, ощетинившаяся чешуёй спутниковых антенн.
— Ещё не здесь, — шепнул Рауль, увлекая Ириску всё дальше.
Пальцы сжала сильная, но ласковая рука. Плавая в счастливой дрёме, девочка готова была идти куда угодно, только бы эта рука не исчезла.
На секунду вынырнув, Ириска подумала, что они забрались в Переулки. Ухоженные домики вытянулись до поворота. В окошках приветливо горел свет. Сиреневые фонари заливали улицу магическим сиянием. Луна казалась серебряной, никому не нужной монеткой, затонувшей в мглистой луже.
"Но она же не полная! — подумала Ириска. — Причём тут Ржавое Полнолуние?"
Подумала и забыла. В названиях, пусть даже красивых, было куда меньше смысла, чем в руке, где покоились её пальцы.
Нет, Переулками пока не пахло. Мимо проскочила легковушка, обдав парочку бензиновыми выхлопами. У ларька столпилась тёмная масса. Оттуда слышалась ругань и звон сдаваемой стеклотары. Сквозь бледные витрины "Гастронома" виднелись слоняющиеся по магазину покупатели.
— Где-то тут на Крыжополь, на Крыжополь, на Крыжополь, на Крыжополь должен быть поворот, — издевалось радио.
Вокруг продолжал тянуться всё тот же, почти уже ненужный мир. Оставалось переждать ночь. А на утро…
Предстоящая битва не казалась чем-то неизбежным. Зато предвкушение награды уже ворочалось в душе, устраиваясь поудобнее.