Прекратив ужимки, девочки метнули взгляды на кучку новых ребят. Фрэнк плечом толкнул Кларенса в их сторону. Хорошо бы их пригласить, но вход стоил доллар для каждого, а, кроме того, там, внизу, надо было пить.
Кларенс предложил друзьям лучше пересечь улицу и съесть дешевого пирога в настоящей итальянской пиццерии. И они поднялись по двум сбитым ступеням и вошли в узкую дверь между мутными, слабо мерцавшими окнами.
Видно, сама судьба вела его сюда.
Сели за непокрытый стол, и Джульетта принесла большой пирог на сковороде, величиною чуть ли не с автомобильное колесо. Сковорода заняла всю середину стола. Сбоку Джульетта положила горку бумажных салфеток, заменявших здесь тарелки и вилки.
Пиццу быстро разломали руками.
Толстяк Фрэнк постукал Кларенса по колену и, показывая на Джульетту глазами, шепнул:
— Смотри, какая!
А то бы Кларенс мог и не заметить ее, кто знает.
Кларенс положил на стол бумажку с недоеденным куском пирога.
Джульетта стояла у кафельной стены. У белой кафельной стены. В красном платье. С маленьким белым фартучком в руке. Она только что сняла с себя фартук, собираясь, видимо, кончать работу, и теперь стояла и ждала, когда последние гости съедят свой пирог.
Это красное пятно ее платья на белом кафеле показалось Кларенсу его собственным сердцем.
Он доел пирог и выпил два стакана ледяной воды.
Позже он узнал, что белая кафельная стена была стеной огромной, как вагон, печи, уходящей в глубину кухни. Возле нее каждые сутки далеко за полночь, без конца потея, орудовали отец Джульетты мистер Паоло Догетти и ее братишка Энрике, которого на улице чаще называли Рич.
— Ребята, — сказал Кларенс, — если вы все вместе не пожалеете три доллара и дадите их мне до конца недели, я приглашу ее потанцевать в тот самый кабачок напротив под дурацкой вывеской «Ну и что?».
Для кого-то это было «Ну и что?», а для Кларенса — все на свете.
Через много дней Кларенс спросил Джульетту, почему она тогда пошла с ним. Она сказала:
— Потому что ты меня позвал. С другим не пошла бы.
Они не могли больше нигде встречаться, кроме как в пиццерии, где Джульетта работала. Изо дня в день, из ночи в ночь. И Кларенса, конечно, скоро заметили и мистер Догетти и Рич. После разговора с отцом Джульетта попросила Кларенса никогда не приходить к ней, в Грэнич Вилэдж. Она сама пообещала вырваться оттуда. Но вырваться можно было только совсем. Пусть он возьмет ее.
Кларенс стоял у дверей пиццерии. Джульетта смотрела ему в глаза. Возле печи, в узеньком проходе, ее ждал Рич, помахивая кухонным ножом в длинной руке.
— Хорошо, — сказал Кларенс Джульетте.
— Я не говорю тебе: прощай, — прошептала она. — Пока.
— Жди, — сказал он.
Выйдя из пиццерии, Кларенс оглянулся, увидел за стеклянной дверью худенькую девушку с черными до плеч волосами и почувствовал, что не сможет жить без нее. В тот же миг, как только закрылась дверь, он почувствовал это. И он верил, что будет всегда с ней. И она верила, что будет с ним. Они оба верили.
Мистер Догетти не верил никому. Он хотел положить несколько тяжелых плит на опасные надежды дочери. Как на могилу. Окончив работу, он вышел во двор своего дома и увидел длинную тень там, где лежала груда старых ящиков из-под макарон. То стоял Кларенс. Он, конечно, вернулся, не отойдя и трех десятков шагов от пиццерии. Он был здесь, может быть, час, а может, и гораздо больше. Он смотрел на окно, чтобы увидеть, как Джульетта взмахнет простыней, разбирая свою постель. И только.
Здесь, в Грэнич Вилэдж, был все еще рай для влюбленных. Там, где жил Кларенс, никаких дворов не найдешь и в помине, чтобы спрятаться и стоять вот так. Стены, стены, стены и со всех сторон улицы. Из своего окна он видел тоже только другие окна. Ни за что не сообразишь, где чье.
А здесь было куда проще.
Мистер Догетти подошел к Кларенсу и попросил его сесть на ящик. У мистера Догетти было смятое с одной стороны лицо. То ли раной, то ли болезнью. Впалая щека придавала ему своей неподвижностью какую-то неумолимую жестокость. Мистеру Догетти было легче разговаривать с таким рослым парнем, как Кларенс, когда тот сидел.
— Ты где работаешь? — спросил мистер Догетти.
Кларенс молчал.
— Ты метешь улицу у отеля? — спросил мистер Догетти.