Ничего вроде такого нет, чтобы, прочитав эти довольно вторичные строки, человек вдруг начал «неровно дышать». Волнение приходит от таинственного выдоха «помнишь». По большей части у тех, у кого эта песенка вызывает воспоминания вечеринок, разлук, ожиданий, слез… И тогда действительно выясняется, что высокая поэзия здесь ни при чем… «Руки пожатье» — конечно же, навсегда умчавшееся в прошлое трепетное выражение чувств. Сегодня поп-эстрада повествует о тесном физическом контакте, который иногда даже является поводом для знакомства. Но почему же подчас чувствуешь неизбывную тоску, когда читаешь строчку из А. Фета: «В моей руке, какое чудо, — твоя рука…» Юрий Олеша написал в своей последней книге «Прощание с жизнью» (к нам она попала уже с другим названием: «Ни дня без строчки»), что эта строка для него самая великая в русской поэзии. «Руки пожатье…» Как просто, безыскусственно. И как хорошо!
Глава 13
Клавдии удалось привезти в Ленинград своего отца и выменять ему комнату в том же доме, на том же этаже, где они жили с Коралли и сыном Гошей. Их любовь к старинным вещам, хорошему антиквариату, высокие заработки позволили создать вполне респектабельный дом, где всегда собиралось много гостей. Семейная жизнь снова вошла в спокойную размеренную колею, чему Коралли был несказанно рад, да и сам стал более аккуратен в своих поступках.
Работы у Шульженко было много как никогда. Все заботы по дому взял на себя Владимир Филиппович. Его кулинарные способности фактически пропадали зря, потому что Клавдия решила, что она полнеет, и ела очень мало.
На гастроли в Ленинград приехал Леонид Осипович Утесов. Он уже несколько лет как перебрался в Москву. Ленинградцы встретили его восторженно, еще продолжая считать своим. Одна из ленинградских газет писала о гастролях Утесова: «Утесов был неузнаваем. Исчезла былая богемная развязность его „манеры“ выступления, не осталось этого „блатного“ духа, который был присущ ему ранее». Леонид Осипович позвонил Коралли и Шульженко. Они пригласили его в гости. Утесов согласился, но прийти не смог. Когда Клава подошла к телефону выслушать извинения Леонида Осиповича, он по секрету ей сказал, что в Москве состоится в конце года Всесоюзный конкурс артистов эстрады и что ей и Коралли нужно к нему подготовиться. Шульженко растерялась. Она еще помнила свои недавние выступления в Москве, свежо было в памяти и отношение к ней эстрадного начальства. Вряд ли за прошедший год с лишним что-то резко там поменялось. В Ленинграде у нее было имя, стойкая популярность. Она уже могла выбирать площадки для своих выступлений, могла себе позволить от чего-то отказаться. Неизменные аншлаги тоже кое-что значили. Участие в конкурсе таит опасность. Она понимала, если ее участие останется незаметным, то есть не будет отмечено премией, это отразится на всем: на гонорарах, посещаемости, на отношениях с композиторами и поэтами (сегодня от тех и других нет отбоя), наконец, на ее самочувствии. Ей к тому же очень не хотелось выступать в Москве. Коралли ее убеждал, уговаривал, сердился. Клавдия отмалчивалась.
В начале июля небезызвестная газета «Советское искусство» опубликовала официальное сообщение о проведении первого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Коралли тут же подал заявку на участие.
Клавдия же медлила.
Наконец, когда прошли все мыслимые сроки подачи заявок, ее вызвали в Ленгорэстраду. Вот что пишет Шульженко в своей книге «Когда вы спросите меня».
«— Что же вы не торопитесь? Открытие первого тура на носу, а кому же, как не вам?
Я сказала, что конкурс — дело серьезное, что нужно верно отобрать репертуар, что…
— Насчет репертуара, — перебили меня, — вы совершенно правы! И надеемся, что на конкурсе вы выступите с чем-нибудь посерьезнее любви!
Это все решило. Когда почувствовала, что нужно не просто бороться за звание лауреата, а отстаивать свой выбор в эстрадной песне, доказывать, что легкому жанру подвластны не только шутка, но и вся богатая палитра лирики, немедленно подала заявление с просьбой зачислить меня в число участников I Всесоюзного конкурса артистов эстрады».
В середине и конце тридцатых годов в стране проводилось бесчисленное количество разнообразных конкурсов на всесоюзном уровне. Не случайно сюжет фильма Г. Александрова «Волга-Волга», вышедшего на экраны в 1938 году, был построен на том, как герои картины едут в Москву на конкурс… В том же году проводился Всесоюзный конкурс вокалистов. Артистов эстрады не удостоили приглашения. Все соревнования носили сугубо государственный характер, и потому лауреаты сразу получали, помимо званий, различные льготы — хорошие концертные площадки, повышенные ставки, выступления по радио, запись на пластинки. Конкурс артистов эстрады проводился впервые, никто толком не знал, по какому принципу приглашать участников. Решили сделать просто: кто выступает на эстрадной площадке, тот пусть и участвует. Л. Утесов, вошедший в состав жюри, первый обратил внимание на опасность такого отбора. Вот что он писал накануне открытия конкурса: «Эстрада теряет свой облик, свою специфику… Разве является эстрадницей певица, исполняющая оперную арию или классический романс?.. Эстрадным артистом почему-то может считаться каждый актер, выступающий на концертной эстраде, хотя его репертуар и подача этого репертуара ничего общего с эстрадой не имеют».