Ожидая, пока соберет свои бумаги «постный», так она уже называла про себя сидящего за столом, она слушала, как начальник с сухим коротким смешком говорил о старике-мастере:
— Вот старая кость. Пришел и просит: «Не погань ты мне депо, убери баб». Была у него одна ученица, дельно работала — выжил, ушла на завод. Так я ему сейчас посажу эту, да еще двух из эвакуированных, авось привыкнет. Уразова, сейчас это дело поважней, чем ваша работа в депо. Предупредите бригадира, что я вас снял.
— Ну уж, Клавдия Ивановна, — удивился Пал Палыч, когда Клава, оформив поручение, получив инструкции и списки женщин, зашла в депо рассказать, зачем ее вызвали. — Неужели не могла отказаться? Какой удочкой тебя приманили на такое грязное дело?
Сказал и растерялся, так взглянула на него Клава. Какая же это грязь? Может, даже бабам не придется вдалбливать, что нельзя, чтобы раненые — они встали перед ее глазами безымянные, разноликие, только что поднявшиеся с постелей — после госпиталя пошли на фронт в рваном, грязном, окровавленном… Даже бабы поймут. Одеть людей в чистое. Какая же это грязь? А удочку, может быть, начальник и верно закинул, когда сказал, что должна организовать, доказать, пример дать. Это-то так, но она и без этих его слов постыдилась бы отказаться.
В тот же день она была в детском саду, говорила с женщинами, нашла себе помощниц. На другой день рано утром была в яслях, потом ходила по домам. Вошла в роль организатора, самой нравилось, как «мобилизовала».
Впервые удивлялась Клава отзывчивости женщин; только в редких случаях пришлось убеждать, стыдить, грозить. Уж на третий день, раздав все под расписки, она оставила пустой сарай раскрытым настежь, чтобы прогнать отвратительный запах долго лежавшей после дезинфекции нечистой одежды.
И пожалуй, первый раз после смерти Степана отец услышал, как Клава, раскрасневшаяся после бани, с мокрыми еще волосами, весело откинув голову, громко смеялась с Витюшкой, рассказывая ему, как тем женщинам, которые упирались, дали все-таки в наказанье больше работы.
— Так и знай, сын, будешь отвиливать от работы, тебе еще больше дадут.
— Я сам больше возьму, — прыгал он вокруг Клавы, заглядывая в глаза, совершенно плененный ее веселым лицом. — Я в группе самый сильный, только трем уступаю, — и, видя, что дед смеется, настаивал: — А вот и самый сильный! Да! Ну почти самый.
— Не люблю я баб, отец, а на этот раз похвалить их готова. Сами приходили, просили, друг дружку посылали. Чувствую, выйдет дело, не подведут. Залежалось все до плесени, а ни одна не поморщилась, не побрезговала. Послезавтра уж принимать начну, обещали.
Однако принимая чистую одежду, сорвалась Клава со спокойного тона организаторши, неожиданно воскресла в ней неуравновешенная Клавка.
Принимала она и ее помощницы строго, но все шло гладко, даже весело. В сарае от чистых вещей пахло свежей стиркой. И вдруг, побледнев от возмущения, Клава так двинула плохо выстиранную полусырую одежду в грудь смазливой беззаботно-веселой бабенке, что та, подбитая упавшей сзади скамьей, села на пол. Клава сразу же увидела испуганные, возмущенные лица женщин. Хотела сказать, что нечаянно, но гнев подсказал другое:
— Что, получила? Так тебе и надо. Кого ты хотела в свою грязь одеть? Бойца?! Да как тебе не стыдно было руки свои беречь? Неси назад… Всем говорю: у кого недоделки, лучше несите сейчас же назад, доделайте.
Кончила и не могла посмотреть на женщин, которые молчали и не подходили к столу. С отчаянием думала, «Что я буду делать? На каждом деле что-нибудь да выкину такое, что от стыда бежать готова…» Наконец пересилила себя и сказала:
— Нехорошо, конечно. Я и не хотела, но все равно… виновата, не должна была выдержку терять…
— В таком деле еще простить можно, — сказал кто-то нерешительно.
Никто не поддержал эти слова. Клава слышала шепот о скамейке, которая «испортила все дело», но тут же и почти громко сказанное: «К начальнику не трудно». Она закрыла книгу, в которой отмечала, кто сдал. В это время высокая средних лет женщина, которая все время пристально глядела на Клаву и, видимо, понимала ее волнение, громко сказала:
— Ну, ладно. Давайте сдавать, дело срочное, — подошла к столу, поднесла свой узел и, не снижая тона, добавила: — Но другой раз выдержку не теряй. О таком деле, и верно, можно начальнику доложить. Открывай книгу, отмечай.