— Почему вы не продадите свой мотель и не уедете отсюда?
— спросил я.
— Нет, нет! Только не это! — В каком-то отчаянии вскричала она. — Мой муж вложил в это все, что имел, — продолжала она более спокойно. — И я совершенно не собираюсь продавать его и бежать, как испуганный ребенок, даже если для этого и придется пойти на какие-то жертвы.
— Тогда почему вы не озелените это место? Ведь оно выглядит совсем заброшенным и отпугивает клиентов.
Она поднялась.
— Знаю. Но у меня на это просто нет денег.
«А у меня есть, — подумал я. — И это как раз такое дело, которое я, может быть, подсознательно искал. Но я не хочу связываться с этой женщиной! Не хочу связываться ни с кем! Точка!»
У двери она нерешительно остановилась и спросила:
— Так вы даже не хотите взвесить мое предложение?
— Нет, — ответил я. Мне не нравилось, что я невольно поддаюсь ее обаянию, и мне хотелось забыть о ней и ее бедах. — Я бы мог заткнуть ему рот только одним способом, если бы нашел его. Хорошенько избить... Надеюсь, вы не хотите нанять меня, чтобы я избил человека? Человека, который явно не в своем уме?
Она передернула плечами от страха:
— Нет! Конечно, нет!.. Какой ужас!..
Я грубо прервал ее:
— Кроме того, я совсем не уверен, что смог бы избить умалишенного. Меня отстранили от работы в сан-францисской полиции за зверское обращение, но я, по крайней мере избил вменяемого. Я считаю, что разница тут есть, и большая. Так что оставим этот разговор.
Она удивленно посмотрела на меня и нахмурилась.
— За зверское обращение?
— Вот именно!
Какое-то мгновение она ждала, не скажу ли я еще что-нибудь, а так как я промолчал, сказала:
— Простите за беспокойство, мистер Чэтэм.
После этого она вышла, закрыв за собой дверь.
Я снова вернулся к изучению потолка. Он ничем не отличался от множества других потолков, которые мне приходилось разглядывать.
Около шести часов я вызвал такси и поехал в город. Пообедав в одиночестве, купил несколько журналов и в голубых пыльных сумерках вернулся пешком в мотель. Машины стояли только у трех номеров.
Через полчаса я лежал в кровати и листал журналы, как вдруг услышал шум машины, остановившейся на гравийной дорожке, а через несколько минут — звуки пререкающихся голосов. Возмущение слышалось только в одном голосе — мужском, а второй, кажется, принадлежал миссис Лэнгстон. Разговор продолжался, мужчина все больше горячился. Я встал и выглянул за дверь.
Уже совсем стемнело; на территории мотеля горел свет. Слева, через два номера от меня, стояли трое: миссис Лэнгстон, крутоплечий малый лет двадцати и девушка, по крайней мере, лет на пять моложе; она очень бы смотрелась на мотоцикле и в шлеме. Против входа в номер стояла машина.
Я подошел к ним и прислонился к стене. Дело попахивало скандалом.
Миссис Лэнгстон стояла с протянутой рукой, держа в ней деньги.
— Вам придется уехать, — сказала она. — Иначе я вызову полицию.
— Вызову полицию! — передразнил ее юнец. — Боже мой, как я испугался!
Это был крупный наглый тип с карими глазами и волосами цвета мокрого бетона, подстриженными сзади как хвост селезня.
На нем были сапоги, джинсы и испанский пуловер, обтягивающий, как ему и хотелось, крепкие плечи.
— Что кому не нравится? — спросил я.
Миссис Лэнгстон оглянулась.
— Он зарегистрировался в мотеле один, а когда я случайно минуту спустя выглянула из дома, я увидела, как с заднего сиденья машины выскочила вот эта девчонка. Тогда я сказала, что им придется покинуть мой мотель, хотела вернуть деньги, но он их не берет.
— Хотите, я их ему верну?
Юнец смерил меня презрительным взглядом:
— Не петушись, папаша! Тут и не такие дела делаются!
— Вот как? — протянул я, даже не взглянув на него.
Все это выглядело подозрительно — ведь номер стоил шесть долларов.
Миссис Лэнгстон по-прежнему была взволнована:
— Может быть, вызвать полицию?
— Успеем, — ответил я, взяв деньги, посмотрел на юнца. — Кто тебе заплатил?
— Заплатил мне? Вы что, рехнулись, папаша? У меня с женой медовый месяц... Мы подъезжаем к этому убогому мотелю...
— И законная жена прячется среди пакетов с рисом и старой обувью, а гордый муж идет регистрироваться...
— Она у меня робкая, папаша...
— Разумеется! — сказал я. От этой девчонки веяло невинностью, как от шлюхи из Сан-Франциско. — Где ваш багаж?