«Ну и болван же ты!» — подумал я угрюмо. Но я уже выбрал «Магнолию». К тому же эта женщина так меня выручила!..
«Магнолия» находилась совсем недалеко, слева. Когда мы свернули с шоссе, я понял, что имел в виду мастер, назвав мотель «захудалым»: на всем лежала печать заброшенности и незавершенности. Дюжина домиков, построенных в виде каре с открытым выходом в сторону шоссе. Сам дом — прочный и не слишком старый. Кирпичный, под красной черепицей, но краска кое-где успела облупиться, да и вся территория выглядела мрачной и неприветливой, хотя день был ослепительно яркий и солнечный.
Перед мотелем, видимо, пытались разбить газон, но теперь трава пожухла и покрылась пылью, а на подъездной дороге, посыпанной раскрошившимся и наполовину выветрившимся гравием, кое-где зеленели травинки сорняков. Я удивился, почему ее супруг довел дело до такого состояния.
Бюро администратора находилось слева. Она остановила машину у входа. На заднем сиденье стояли сумки с продуктами. Я взял их и пошел вслед за ней.
В маленьком холле было прохладно. Венецианские шторы, преграждавшие доступ яркому солнечному свету, создавали приятный сумрак. На пол из темно-синих плиток, натертых воском, были наброшены плетеные коврики. На бамбуковых креслах — оранжевые и черные подушки. В углу — телевизор, а перед диваном — бамбуковый кофейный столик. На нем лежало несколько журналов.
На столе у левой стены стояла модель корабля — около трех футов длиной. Поразительно красивые линии.
Напротив двери за перегородкой — стол администратора, на котором находился телефон и ящичек для ключей. Позади стола — скрытая портьерой арка, за которой, видимо, располагались жилые помещения. Где-то в глубине дома слышалось гудение пылесоса.
Я положил сумки, а она окликнула:
— Джози!
Моментально из-за портьеры появилась крупная цветная девушка в белом переднике. Толстощекое добродушное лицо и большой рот, густо накрашенный губной помадой странного, почти лилового оттенка.
Миссис Лэнгстон положила передо мной регистрационную карточку и кивком указала девушке на сумки:
— Отнесите их, пожалуйста, на кухню, Джози!
— Хорошо, мэм, — ответила та, взяла сумки и собралась уходить.
— Водопроводчик был? — остановила ее миссис Лэнгстон.
— Нет, мэм... Только телефон звонил пару раз, но, видимо, ошиблись номером. Когда я подошла, никто не ответил. Просто вешали трубку.
С этими словами она ушла.
Я случайно поднял глаза.
Лицо миссис Лэнгстон было неподвижно, но персиковый цвет слегка побледнел. У меня возникло странное чувство. Мне казалось, что она пытается — и пытается изо всех сил — остаться спокойной, хотя на душе у нее далеко не спокойно.
Заметив мой взгляд, она отвела глаза.
— Вы неважно себя чувствуете? — спросил я.
— Нет, нет! Все в порядке! — она покачала головой и заставила себя улыбнуться. — Просто очень жарко.
Она взяла мою карточку и взглянула в нее.
— Из Сан-Франциско, — сказала она, — и как же вы переносите нашу жару, мистер Чэтэм?
— Вы бывали в Сан-Франциско? — спросил я.
— Один раз. В августе. На мне было только летнее платье, и я чуть было не замерзла. И все же мне там очень понравилось. Замечательный город. — Она сняла с гвоздика ключ. — Возьмите, у вас 12-й номер.
— Я бы хотел сразу расплатиться, — сказал я. — Сколько с меня?
Ответить она не успела — зазвонил телефон. Поразительно: она застыла, словно ее окатили ледяной водой, и в глазах промелькнул мгновенный страх.
Телефон продолжал звонить резко и настойчиво; медленно, с усилием она протянула руку и подняла трубку.
— «Магнолия Лодж», — сказал она слабым голосом.
В следующее мгновение она побледнела и пошатнулась, и я нагнулся, чтобы поддержать ее, — подумал, что она падает. Но миссис Лэнгстон только опустилась на стул, уронила трубку и закрыла лицо руками.
Из трубки продолжали доноситься слабые звуки.
Я поднял трубку.
Я знал, что вмешиваюсь не в свое дело, но движение было чисто рефлекторным; я уже подозревал, что могу услышать.
Я оказался прав.
Это был чей-то шепот — злобный, грязный и издевательский, и от помоев, которые он выплескивал, вам стало бы тошно. Мне показалось, что там, на другом конце провода, где-то в глубине, я слышал и еще какие-то звуки. Наконец поток грязи иссяк, и человек спросил также шепотом:
— Вы хорошо меня слышите, милочка? Скажите, как вам это нравится?
Я прикрыл трубку ладонью, наклонился над столом и, коснувшись ее руки, сказал: