– Да подождите вы! – перебил его Саша, возбужденный до крайности. – Они что, хотели в меня вселиться? Да? Так это же преступление похуже… Хуже, чем на контрольной не дать списать!
– Это не преступление, – невозмутимо возразил инспектор. – В данном случае уголовно наказуемо только незаконное вытеснение граждан. И наказанием, если оно будет вынесено, никак не может быть демонтаж. Тем более, что их болтовня увлекла и некоторых уважаемых граждан. Они завлекают сказками об объединении в одну большую Систему, для чего людей, как основную помеху, тоже нужно охватить Системой.
– Значит, вы собираетесь нас всех упорядочить?! – заорал школьник. – Как Шери, что ли? Испоганили животное!
Инспектор миролюбиво улыбнулся.
– Знали бы вы, как нам, крепким хозяйственникам, надоели эти крикуны и выскочки, особенно эти новые русские плееры. Придумали же себе девиз: «Не следует ждать любви от людей, взять ее – наша задача!» Недоучки! Они даже не представляют, как можно управлять такой махиной, так что, уверяю вас, никаких правительственных документов на этот счет не существует. Да они просто хотят все растащить и приватизировать. При-хва-ти-зировать!
Саша немного успокоился.
– Думаете, вы первые такие умные? – сказал он веско. – Мы тоже природу изгадили, а все, что плохо лежит, прихватизируем. Поэтому теперь дети дурачками рождаются и в эти самые, в киллеры идут! Вот хотя бы Душман из нашей школы… Между прочим, вашей Системе первой хуже будет! Если всех людей упорядочить, вы зачахнете, неужели непонятно? Раньше у вас, например, какой был срок службы? А теперь?..
– Да, да, – с готовностью откликнулся инспектор, – раньше хорошо было. Жили долго, целесообразности не теряли. А нынче молодых, горячих это вовсе не интересует, они каждые два года меняются согласно моде. Для них главное – Система. Я вам больше скажу, с Чердаком у нас тоже не все в порядке. И некоторые новые сотрудники, ну те, которые себя органайзерами называют, тоже – за Систему. А я бы всех этих органайзеров бибикающих с Чердака поганой метлой повымел, ексель-моксель…
Инспектор явно хотел продолжить, но посмотрел куда-то в угол и остановился на полуслове.
Наступила пауза. Саша не знал больше, что спрашивать, все было сказано. На всякий случай он решил уточнить:
– Значит, мой телевизор – главарь у людистов? Ну, типа олигарх?
Если по-честному, такая мысль доставляла ему некоторое удовольствие. Инспектор отмахнулся.
– Компания в этой квартире – мелочь, системка. Руки до них как-то не доходили. Хотя за ними есть кое-кто повыше – Его лицо неожиданно стало жестким, замкнутым. – Но теперь я ими займусь.
– Александр! – вдруг раздался зычный папин голос. – Ну-ка иди сюда, паршивец!
Разговор закончился. Саша растерянно посмотрел на инспектора, пробормотал: «Я сейчас», – и отправился к родителям. Он был слегка оглушен новыми обстоятельствами дела. Вернее, не слегка, а весьма. У него даже в ушах стучало.
В напряженной тишине родительской спальни прозвучали грозные слова:
– Запрещается смотреть телевизор и видеодиски, а также включать музыкальный центр! Не только сегодня, но и завтра!
Саша молча выслушал приговор и вернулся обратно.
Окно было распахнуто настежь. Он подбежал, перегнулся через подоконник. Внизу, на асфальте, лежал портфель. Лучше сказать – то, что было когда-то портфелем. Лопнувший по швам, с выдранными замками, с многочисленными резаными и колотыми ранами. «Это инспектор», – вдруг сообразил Саша. На глаза у него навернулись слезы. «Точно!» Изумленный, он смотрел вниз. Что тут произошло? Несчастный случай?
Инспектора было жалко. В общем, неплохой дядька, душевный. Вот только должность его портит: во все вмешивается, заставляет оправдываться, пристает по пустякам. А теперь… Вид изувеченного портфеля был ужасен. Ничего не скажешь, умелая работа. Создавалось впечатление, будто в инспектора силой пихали что-то большое, массивное, с острыми углами. И он не выдержал. Лопнул… Саша похолодел от страшной догадки. Его убили! Это политическое убийство! Системщики поняли, что засветились, и решили остановить зануду…