Это было последней каплей. Вэйл готов был взорваться от ненависти — он хотел побежать, догнать эту мразь и придушить ее голыми руками, но его ослабшие ноги внезапно подогнулись, и он рухнул на мост, уставившись в желтое закатное небо.
— Запомни, Орландо, — Наставлял сыночка Нильс, — Всегда приходится чем-то жертвовать.
Это было последнее, что он слышал перед тем, как отправиться во тьму. Очнулся Вэйл уже под стражей, в качестве виновника нападения на правительственные склады и многократного участника пиратских налетов на межколониальные суда.
“Это ты хотел мне показать? — рассмеялся Вэйл — Как предсказуемо!”
Потому что все, что ему пришлось пережить дальше, казалось сущей ерундой по сравнению с тем годом — опуститься ниже было попросту невозможно.
Едва отпустив эту мысль, пилот почувствовал, как антидот начинает действовать, и тяжелое, гнетущее наваждение сменяется другим — светлым и легким.
Более идиотской схемы и придумать было нельзя — заставить человека столкнуться с самыми черными закоулками памяти, ткнуть лицом в самое отборное дерьмо, через которое ему пришлось пройти, чтобы потом “показать истину” в виде заранее подготовленной галлюцинации.
И ведь этот алгоритм сработал бы, не окажись Вэйл бывалым почитателем токсина, знающим пределы его действия и оттого продолжающим оставаться одной ногой в реальности.
Настоящий токсин — тот, который использовался для отдыха и наслаждения, а не для пыток людей погаными воспоминаниями — всегда рисовал Вэйлу воду. Вот и сейчас он стоял по щиколотку в воде, а из-за горизонта пребывали плавные тихие волны. Они шуршали по песчаному берегу, а в небе над головой — чуть пасмурном, но очень спокойном — плыли густые пышные облака.
— Это очень просто, — Слышал Вэйл мужской голос. Сквозь реальность он просочился в его сознание и под действием токсина изменился до неузнаваемости. И стал принадлежать Фло.
Сестра стояла рядом и шлепала босыми ногами по воде. Удивительно — как точно подсознание способно изобразить лицо, которое не видел больше двенадцати лет! Фло была точь в точь как в тот день, когда он покинул ее — хрупкая, большеглазая, в светлом платье и с синяками на тонких ручонках.
— Тот путь, что ты видел, ты прошел без истины, — Сказал ее устами почтенный сын, что склонялся сейчас над Вэйлом и зачитывал заготовленный текст.
Ну уж нет! Как бы низко он не пал, очернять имя Фло — или память Лилит, мало ли что там дальше — всей этой ересью он не позволит.
Собравшись с силами, Вэйл дернулся на столе. Он не слишком надеялся на успех, но тело ему подчинилось — вот, на что способны годы практики — а значит, покончить со всем этим можно было прямо сейчас.
Что он и сделал, открыв глаза.
— Все! Все! — Выдохнул он, возвращаясь в реальность. Над головой по-прежнему висел дощатый потолок, а рядом все так же толпились “почтенные сыны”. От столь скорого пробуждения подопытного их рожи вытянулись в удивленных гримасах.
Наверное, никто так крупно не обламывал их прежде.
— Развяжите меня! — Потребовал Вэйл, — Я проснулся!
Голос вернулся к нему быстрее, чем ощущение собственного тела, хотя и эта неприятная побочка токсина в его случае дошла до минимума. Всего через пару минут он окончательно придет в себя.
И будет думать, что делать дальше…
Потому что теперь, когда он на собственной шкуре узнал, что делают эти фанатики с мозгами доверчивых дурачков, ему стало не по себе от мысли, что, разобравшись с ним, эта контора как ни в чем не бывало продолжит завлекать в свои ряды людей и навязывать им своего самозваного божка…
Надо будет рассказать об этом Наю. Мозги у доходяги есть, может, и придумает чего толкового…
А вот связываться с ними самому окончательно перехотелось. Вэйл и сам не знал, чего он ждал от сегодняшнего обряда — он сразу сказал себе, что будет смотреть по ситуации, как ему поступить.
И теперь эта ситуация завела его в окончательный тупик.
Придурок, которого звали Модестом, потянулся было к ремням, но их главный, Даск, поспешил остановить его:
— Еще рано. Мы не закончили.
Не слишком-то хотелось получить еще одну дозу токсина, которая на этот раз обещала оказаться лошадиной. Вэйл почувствовал, как на лбу выступает холодный пот, а сердце сжимается от страха.
— Дайте минуту. Хотя бы покурить, — Попытался он.
Даск ни капли не походил на человека, способного на милосердие, а потому мелкая просьба, произнесенная с ненавязчивой легкостью, не должна была показаться ему актом отчаяния, которым она была на самом деле.
Чуть поразмыслив, он кивнул и строго объявил Модесту: