Ребекка протянула ладонь для рукопожатия, и рукав ее пиджака задрался вверх. Гривз уставился на полоску кожи на запястье, разглядев белые крестообразные рубцы у самой кисти. Ребекка, заметив его взгляд, отдернула руку и поправила манжет.
На улице ударил гром — раз, другой. Над крышей клиники засверкала молния. Гривз в замешательстве отвернулся, глянул на неспокойное небо и, подняв над головой планшет, выскочил в дверь.
— Счастливо, Фрэнк! Рада была с вами познакомиться! — крикнула вслед доктор Кавендиш, однако ее слова утонули в шуме дождя.
Она посмотрела в окно. Гривз ковылял по дорожке, прикрывая голову планшетом с моментально промокшими бумагами. Со скрежетом завелся двигатель старого «Воксхолла», и автомобиль сорвался с места, выбросив клуб дыма в сырой серый воздух. Ребекка глянула ему вслед и после очередной вспышки молнии отметила, что большое красное пятно у самого крыльца, которое она так долго пыталась отчистить, все же до конца не отмылось. Ребекка передвинула большой горшок для цветов, прикрыв бледно-розовую кляксу, и вернулась в кабинет. Завтра прибывает новая группа.
2
Перевернув коробку для обуви, Дженни вытряхнула ее содержимое на кровать. Она делала это нечасто — лишь когда пыталась найти смысл в той жизни, которую вела уже сорок два года. Фотографии и вырезки из газет походили на головоломку, которая никак не хотела складываться, как ни составляй ее части.
Ее маленькая комнатушка располагалась на втором этаже дома. Всего жильцов было шестеро, но Дженни никого из них не знала. Так, стук каблуков по лестнице да неясные силуэты, мелькающие у двери в подъезд.
Задумчивым выражением лица Дженни походила на Луизу Брукс. Ее иссиня-черные волосы и густо подведенные глаза резко выделялись на фоне ярко-зеленого накинутого для тепла кардигана. Обладая осанкой и гибкостью балерины, она спокойно сидела в позе лотоса, хотя ничего особенного для поддержания физической формы не делала.
Дженни сжала худенькие плечи, сгорбившись над бумагами и поблескивая лабретами в пробитых ушных раковинах. Над головой у нее висела лампочка без абажура, а рядом с кроватью — насколько хватало длины шнура — стоял бросающий оранжевые отблески обогреватель. Пошарив вокруг, она нащупала маленькую металлическую коробку и подтянула ее к себе.
Стены всех квартир дома были выкрашены в нежно-розовый цвет. Косметический ремонт делали каждые три года, закрашивая пятна и царапины, остающиеся по милости небогатых (а то и вовсе безработных) жильцов. Свою комнату Дженни как могла украсила фотографиями и картинами, а вот места общего пользования были сырыми и неуютными.
Не отрывая глаз от разбросанных по кровати бумаг, она вытащила из жестянки пакетик с табаком и папиросной бумагой, заученным движением вытряхнула немного смеси на полоску для самокрутки и свернула тонкую сигаретку. Достав из бездонной банки зажигалку, прикурила.
Врач периодически поругивал ее за курение: ведь Дженни отказалась от стольких вредных привычек, почему бы не бросить и эту? Ну уж нет. За свои сорок с лишком лет она много чего перепробовала, и хорошая сигарета представлялась ей не самым пагубным развлечением.
За стеной раздался шум — на лестничную площадку вышел сосед. Хлопнула дверь общей ванной, щелкнул шпингалет. Дженни глянула на часы. М-да, свое время для душа пропустила. Кожу после пешей прогулки по холодному городу еще покалывали ледяные иголочки. Зря ходила: добралась до старой методистской церкви и робко отступила в тень, наблюдая, как в пыльное преддверие храма входят мужчины и женщины, рассаживаясь на раскладные стульчики.
Дженни подняла крупную золотую монету и прочла выбитые слова: «Будь верен сам себе»[4]. В центре монеты стоял номинал «II», совпадающий с количеством лет, в течение которых она вела трезвый образ жизни. Дженни была готова вручить свою судьбу высшим силам — те уж точно навредят ей не больше, чем способна она сама. Другое дело, что, надеясь в этом деле на высшие силы, ты тем самым признаешь, что простительны и пороки всех остальных.
Сняв с языка табачную крошку, она снова затянулась. За стеной включился душ, загудел электрический водонагреватель, и Дженни невольно подумала о том, какой, в сущности, интим царит в их маленьком доме: за тонкой перегородкой стоит и намыливается чужой голый мужчина… Ее передернуло. Похожую жизнь ей приходилось вести в психиатрической лечебнице, с одной лишь разницей: тогда она хотя бы знала, как выглядят соседи. Дженни включила плейер, и голос Тори Эймос заглушил звук льющейся в пластиковый поддон воды.