Гитока молчал, не решаясь нарушить тишину. "Какой же прекрасный сегодня день, -- подумал он, -- я победил врага, вновь обрёл старого друга. Подумать только, восемнадцать лет и девять месяцев назад нас -- двух младенцев, рождённых с ничтожной разницей, лишь в пятую часть дня, принесли к Раг-риссу и положили для благословления к каменным лапам Великого Ящера. Два маленьких свёртка, два одинаковых, по сути, ребёнка, а какие разные жизни: я -- воин, Битохора -- Великий Вождь! Мой Вождь! Мой брат!"
У входа послышались шорохи, кто-то робко поскрёбся о край полога.
Битохора поднял палец, указал в сторону входа и спросил вкрадчиво, понизив голос:
-- Слышишь? Скребутся...
Гитока скривился: "Жизнь есть жизнь, каждый должен делать своё дело, рабы, как бы им ни было страшно, тоже!"
В конусе света показалась девушка, следом за ней другая. Они робко приблизились к вождю и застыли покорно в ожидании, склонив головы.
По обычаю, на них были лишь короткие чёрные юбки. С первого взгляда было видно, что в их жилах течёт чистая верэнгская кровь: девушки -- высокие и крепкие, с приятными чертами лица; три косых полосы -- клейма -- проходили от правого уха каждой из рабынь до линии губ. Гладкая кожа, красивые округлые груди -- фигуры обеих не оставляли желать лучшего, а полные губы ближней к Гитока выглядели соблазнительно.
-- Выбирай, родной, -- предложил Битохора и закашлялся, слишком большим глотком юхи поперхнувшись.
Гитока взглянул на девушек. "Красивые", -- отметил он отвлечённо и безразлично отмахнулся.
Вождь вытер рукавом губы и поманил к себе ближнюю. Та, что левее, грациозно переступив через змеёвницу, двинулась к Гитока. Она подошла, села перед ним на колени и застыла, почтительно в ритуальном жесте сложив ладони.
Осторожно приподняв косу -- единственную, как и положено рабыне, -- Гитока аккуратно снял толстого, с руку, закопчённого змея с шеи темнокожей девушки и разложил гада на её прикрытых скатертью коленях. Змей, украшенный иглами дикобраза и орнаментами из соусов патхо и маат (также нанесённых кругами вокруг сосков рабыни), источал божественные ароматы. Руки девушки, от запястий до плечей, были оплетены пряными травами, талию опоясывали ветви, отягощённые гроздьями налитых соком ягод голубой цутумы.
-- Наклонись-ка, красавица, -- похотливо облизнулся Битохора.
Пухлые губы рабыни сложились в ответную улыбку.
Глава 16. Чарэс
Н.Д. Начало осени. 1164 год от рождения пророка Аравы
Крепость Узун
Восемь скрипучих запряженных волами повозок вкатились в Узун со стороны Восточной Стрелки и, заполнив тишину гомоном и криками караванщиков, неспешно рассредоточились по пустынной в этот ранний час площади.
Утро выдалось хмурым и холодным. Чарэс Томмар угрюмо взирал на прибывших.
"Тохи не тохи, брилны не брилны, что за люди такие? Кожа тёмная, одежды странные. Язык чудной, серединка на половинку: здесь понятно, здесь нет. Может, ридозцы или купцы дауларские? А что, похожи на дауларцев, -- он пригляделся, -- нет, не похожи. А, -- плюнул он, -- Тарк-Харлас всех в Нижнем мире приветит и поделит на похожих дауларцев и не очень похожих прочих".
Он долго молчал, опершись обеими руками о балконные перильца, вглядываясь в обступившие Узун горы с острыми вершинами, покрытыми бело-голубыми шапками. Здесь, как нигде на Ойхороте, чувствовалось скорое приближение зимы.
Дело шло к полудню, когда Чарэс вышел из трактира и направился к конюшне.
-- Облагодетельствуйте медячком, сиорий, -- расчехранный нищий, примостившийся у входа в трактир, потянулся к нему единственной рукой, на которой было всего три пальца. Весь вид однорукого источал уныние, а судя по его скисшему дыханию, глянцево-сливовому носу, съёжившемуся бурдюку да плешивой медвежьей шкуре у ног, калека провёл у порога трактира не только утро, но и всю предшествующую ему ночь.
Чарэс присел на корточки и одну за другой бросил в кружку несколько монет.
-- Как твоё имя?
Попрошайка вскинул голову и простужено просипел:
-- Фэнчик, сиорий, -- он запустил в кружку все три имевшиеся у него в наличии пальца и выудил одну из монет, протёр запястьем глаза и, близоруко щурясь, удивлённо взглянул на медяк. Затем сунул добычу в карман и с щенячьей преданностью поглядел на Чарэса.
-- Фэнчик -- это Фэнч?
-- Ага.
-- Прямо великий герой древности Фэнч ра'Думо.
-- Ага.
-- На вид, Фэнчик, ты -- честный малый. Неужели в Узуне для тебя не нашлось никакой работы, и ты вынужден жить подаянием?
-- Сиорий, до того, как со мной случилось несчастье, я был бортником, -- охотно ответил однорукий. -- Однажды я спас мальчишку местного кожевенника, а когда несчастье случилось со мной, он отплатил мне той же монетой и приютил калеку. Но недавно он вместе с сынком ушёл на охоту и не вернулся. Вот уж два месяца, как я один... Всё жду, что кормильцы мои вернутся, или же Боги приберут меня, узрев, наконец, страдания несчастного горемыки...
-- А комендант как на тебя смотрит?
-- Да ничего так. Говорит: "Живи, Фэнчик, чего с тебя взять, не озоруй только". Иногда, куры-утки, и сам медячком одарит.
-- У меня есть для тебя работёнка.
-- У вас, сиорий? Но я... -- он выпростал из-под шкуры культю и замахал ею. -- У меня, не считая ног, всего три пальца.
-- Это не имеет значения, главное, что у тебя два глаза. Они-то целы, надеюсь?
-- Да я вообще аки ястреб степной... зоркий, куры-утки...
-- Понял я, понял. Ну так что, возьмёшься за работу?
-- А как же!
-- Зоркий, говоришь, -- Чарэс не сдержал улыбки, он бросил в кружку ещё монету. На этот раз монета была серебряная.
Глаза Фэнчика алчно вспыхнули.
-- И правда зоркий.
-- Что надо делать?
-- Задание несложное. Всего-то и делов, что сидеть здесь и наблюдать за входом в трактир. Помимо этого, я заплачу тебе по пять риили за день и ещё по пять за каждую ночь. Хватит?
-- Да, сиорий, более чем! А за кем мне следить?
-- За молодым сиуртом с пееро и его спутником, болезного вида юношей. Одеты они скромно, оба среднего роста; онталар плотный, можно даже сказать, что толстый, в балахоне, и при посохе; мальчишка, наоборот, худой, в беретке фетровой ходит и плаще, поверх кожаной куртки, на крючках. У онталара волосы и глаза чёрные, лицо широкое, нос приплюснут немного. Кожа как у жабы, ну ты знаешь. Пееро у него серенький такой в полоску, думаю, больше сиуртов здесь не найдёшь, так что пееро ты не попутаешь. Парнишке на вид лет пятнадцать, скорее больше, но из-за болезненного вида определить трудно. Волосы русые, хотя... скорее пепельные, до плеч -- ни хвоста, ни косы, ничего. Смазливый такой, понимаешь, о чём я? Бабам, короче, когда вырастет, будет нравиться.
-- Тиу, мож, какие или ещё что есть?
-- На кой ляд тебе тиу? Тебе что этого мало? Да по моему описанию их слепой на ощупь опознает.
-- Похоже, я знаю, про кого вы, -- образумился пристыженный Фэнчик и на проступивший в облаках Лайс поглядел щурясь, противно так -- по-крысиному.