...-- Очухался? -- низкий, так понравившийся ему голос, выползал из тумана. -- Тебе придётся многое объяснить.
Тэйд сидел и лупал глазами, не осознавая, что с ним произошло. Его руки были связаны за спиной, а конец верёвки петлёй охватывал шею.
"Извращенка! -- удивительно, но он, несмотря на ситуацию, совсем не злился, а бранился больше для куражу. -- Оторва. Похлеще бандюг къяльсо будет".
-- Попробую, -- прохрипел он, сплёвывая кровь сквозь зубы.
-- Да уж, постарайся, -- Инирия сидела на камне, широко расставив ноги и поигрывала рап-сахом, подбрасывая его на ладони.
Поразительно, но такой она нравилась Тэйду ещё больше.
-- Чем ты меня? -- он соображал, с чего начать и каким образом доказать ей, что он не санхи и не знает, кто такие Ждущие... "Чего они ждут?" А ещё думал, как объяснить, зачем носит вериги, и ещё, как ему это всё осточертело...
Инирия хмыкнула и разжала левую ладонь: на ней лежала стихийная пирамидка -- его пирамидка.
-- Тяжёлая...
-- Угу. Хватит мне зубы заговаривать. Рассказывай, -- потребовала Инирия.
Он заглянул ей в глаза и в порыве нахлынувшей тоски, отчаяния и жалости к себе выложил всё, вернее то немногое, что знал сам: о экриал, о Поглощающих и Пустых, о ночном нападении и зёрнах Кейнэйского ореха, о себе, о Саиме. Всё! Всё!
Вряд ли его рассказ был тем, что она ожидала услышать, но тем не менее он произвёл на Инирию должное впечатление: холодный взгляд потеплел, губы тронула печальная и одновременно радостная улыбка облегчения. Она отвернулась, видно было, как она дёрнулась, смахивая слезу, рап-сах выскользнул из опущенной руки.
Сидела и молча смотрела на огонь, Тэйд смотрел на неё, не зная, что ему теперь делать.
Она встала и подошла к нему и всё так же молча принялась развязывать верёвки, а после, присев рядом на камень, дотронулась рукой до его плеча и попросила:
-- Прости. Я не знала, я думала, ты один из жрецов. Они гонятся за мной, -- дрожавшие пальцы коснулись его щеки.
-- Вот, смотри, -- он протянул ей руки, выворачивая ладони наружу.
-- Что?
-- "У светлых нет пальца, у тёмных нет судеб..." -- процитировал он слова одного из древних философов, о сиуртах и экриал, уже сам не помнил, какого.
-- Я слышала эти слова. Там ещё есть про каких-то роал. Кто это?
-- Понятия не имею.
-- Так это правда? -- Инирия смотрела на его ладони: правую -- обычную, как у всех, и левую -- совершенно гладкую с внутренней стороны -- без единой судьбоносной линии. -- Ты экриал?
Он скривился смущённо и пожал плечами.
-- Санхи гонятся за тобой? Почему?
-- Не спрашивай, я не могу ответить, -- выдохнула Инирия, -- пока не могу, это не моя тайна.
-- Понимаю, -- кивнул Тэйд, наконец, вздохнув полной грудью.
-- Маан са Раву -- твой отец?
-- Приёмный...
-- ...это я поняла. На онталара ты не похож.
-- Ты его знаешь?
-- Слышала о нём. А мама где? -- она ласково коснулась ладонью его щеки. От этого прикосновения между лопатками пробежала стайка приятных мурашей.
-- Не знаю.
-- Ну дела. Знаешь, я ведь тоже сирота.
Тэйд поднял глаза. Их взгляды встретились, и ему на мгновение показалось, что роднее этой девушки у него сейчас нет никого во всём свете. Да и Инирия смотрела на него уже совсем иными глазами.
"Прости, друг Саима, это другое".
Задавать вопросы не хотелось. Тэйд по себе знал, что отвечать на расспросы обычно не хочется, а рассказать зачастую попросту нечего -- самому бы кто рассказал.
Они долго молчали, думая каждый о своём и об общем для обоих: Тэйд ворошил потухшие угли палкой, Инирия, округлив ладони, сложила кончики пальцев и попеременно, в задумчивости, разводила в стороны то одну, то другую пару.
-- Не пойдём никуда сегодня, -- сказала, наконец, она. -- Отдыхаем... Давай я тебе о себе расскажу...
Глава 25. Пустой
Н.Д. Начало осени. 1164 год от рождения пророка Аравы
Кетария. Седогорье
Холодный ветер гнал с севера тучи, затеняя и без того скудный свет Оллата. Ущелье выгибалось подковой, сквозь которую было видно мерцание моря вдалеке. Оно постепенно погружалось во тьму ночи. Дна разлома видно не было -- от людских взоров его надёжно укрывали зубчатые края и щетина скал. Да и кому взбрело бы в голову взобраться на эдакую верхотуру, чтобы смотреть вниз и разглядывать скопище хаотично разбросанных камней... а зря, -- посмотреть было на что.
Найдись-таки безумец и реши случайно опустить взгляд, то увидел бы он, в неровном свете Оллата, прорвавшегося сквозь облака, странное существо -- невысокое, худое, стоявшее на самом краю нависавшего над пропастью скального обломка...
Зигзаг холодной белой молнии прорезал тьму и вонзился в камень, освещая причудливые изломы зубцов, блестящих от падавшей с небес воды. Узловатые руки скрама, так похожие на древесные корни, были воздеты в небо, голова откинута назад, длинные слипшиеся волосы терзал ветер, а из пальцев струился неяркий зеленоватый свет.
Скрам не помнил, кем он был раньше, как и когда он стал тем, кем являлся сейчас, не знал, почему это с ним произошло, и какие события предшествовали этому. Из далёкого прошлого память сохранила для него нынешнего лишь странно-звучавшее "Грёр" и смазанное до неразличимости лицо Поглощающего, зовущего его сочетанием именно этих звуков.
"Сила. Она где-то здесь, -- думал скрам Грёр, -- мысли возникали в его голове медленно и неохотно. -- Исток где-то здесь. Я найду его. Вот след, -- ноздри его завибрировали, опухшее, похожее на гнойную опухоль веко задёргалось. Он вонзил кулаки в землю. Сбитые в кровь костяшки пальцев хрустнули. -- Здесь! Сила!"
Грёр чувствовал Уино внутри парнишки, много Силы -- море, океан, вселенную Уино. Несомненно, он Исток, и его надо найти. Насытившись и утолив голод, скрам приумножит свою мощь. Что будет после, он предпочитал не думать. Главное -- то, что он насытится, и голод на время отпустит его. Вряд ли это надолго останется без внимания Поглощающего, но...
...Шёл третий день, как скрам Грёр, чувствуя неутолимую жажду, возбуждённую прикосновением к молодому экриал, воспользовался тем, что хозяин, проявив неосторожность, снял с него ошейник, -- взломал клеть и отправился на поиски. Проведя всё это время на ногах, Грёр ни разу не остановился. Ему не хотелось ни есть, ни пить, он не чувствовал усталости -- жажда гораздо большая, чем простые животные инстинкты, гнала его по следу, как неотвязчивые слепни гонят обезумевшую лошадь.
Несколько раз он пересёк долину и дважды перебирался на восточную сторону разлома. Первый раз безрезультатно, а вот во второй ему повезло немного больше -- следуя за источаемым силой ароматом, он неожиданно наткнулся на онталара и его пееро.
Он не хотел убивать их, но онталар, увидев его, испугался и нанёс удар первым, питомец тут же поддержал "хозяина", тем самым обнажая такую желанную, пульсирующую Силой жилку. Грёр почувствовал, как потоки Уино хлынули сквозь зверька к онталару и, не обращая внимания (какая мелочь!) на влетевший в него огненный шар, разом вобрал в себя и огонь, и Уино -- весь до последней капли.
К сожалению, длилось это недолго. Зверёк умер -- разрыв затянулся, поток мгновенно иссяк. Но горше всего было не это, а то, что полученный Грёром Уино не только не утолил голод, а, наоборот, усилил его...
Голод порождал ненужные мысли, мысли обостряли чувство пустоты, которое преумножало ощущение недосягаемости желаемого -- и в этом нескончаемом круговороте тонули любые разумные, отличные от порождённых навязчивым безумием, доводы.
На какой-то миг вращение останавливалось, замирало... и начиналось вновь. Круг за кругом. Без конца...
"Уино! Дайте мне Уино!"
...Он пробирался меж карликовых дубов и огромных поросших рыжим мхом валунов, то и дело останавливался и, упершись кулаками о землю, пристально оглядывал окрестности.