Выбрать главу

   "Быстрее и не надо, -- размышлял Ляма, -- но без приключений нам, вероятно, не обойтись".

   Мало того, что местные жители поговаривали о злобных карликах корредах, якобы живших в горах, так ещё стращали каким-то доморощенным чудищем -- цоррбом. Загиморка же с пеной у рта утверждал, что тварь способна колдовать, в доказательства чего приводил примеры из жизни и рассказывал истории одна страшнее другой. Чарэс, как ни старался, за первый день путь магии не почувствовал, а уж он то умел определять места сосредоточения Уино.

   "Силы нет совсем, -- убедился Чарэс, -- ни на волосок. Этот Загиморка, верно, голову мне морочит. -- Он был склонен соотносить словесные потуги мужичка к попыткам набить цену и повысить собственную значимость в его глазах. -- Ничего страшного, главное, чтоб к Дохту вовремя вывел. Корредов мне бояться не пристало, злобные карлики только и способны, что петь, плясать, скакать, как оголтелые, да овец красть. А такой твари, как цоррб, я знать не знаю и знать не хочу -- вот и весь разговор".

   Таким образом, разложив всё по полочкам, Чарэс успокоился. Мужичок-проводничок же заметно нервничал: ёжился, явно не от холода, и бормотал под нос защитные приговорки, то и дело широко осеняя себя великим тревершием.

   Успокаивался он лишь ненадолго да и то после того, как уговаривал Чарэса глотнуть из кожаного меха, и сам жадно прикладываясь к шкурке, полной чудодейственной жидкости.

   -- От цоррба две защиты: зуб хошера, -- он ткнул себя пальцем в грудь, где, по всей видимости, и находился амулет, -- да травяной отвар Пречистых, -- он потряс мехом. -- Цоррб, Хорбутово семя, сам порою не знает, чего хочет. В позапрошлом году пятерых горемык нашли недалеко от Дохту, на погорелье, без рук, без ног, кишки наружу. А прошлой осенью он ещё двоих приголубил, там же. Говорят, слишком далеко они в евойные владения зашли, вот он до дому их и проводил, сердобольный, мать его. Вдругорядь, в аккурат на Вторых Богов Колокольную. Жарища, как сейчас помню, была невыносимая, -- Загиморка сдвинул островерхую шапку на затылок, поскрёб прыщавый лоб ногтями, -- цоррб девчушку спас, дохтинского сырника дочку. Так та сказывала, что битюг краснорукий и не злыдень вовсе, а добряк, каких поискать. Он, дескать, её мясом от пуза кормил, да домой, кхе-кхе, два дня в нагрудной сумке нёс.

   "Язык у тебя без костей, а не у цоррба сума на груди".

   -- Девчушка, кстати, -- мало обращая внимание на ироническую улыбку и насмешливый взгляд Чарэса, тянул своё Загиморка, -- после того случая тоже в чудачках числится: погоду предсказывает, жилы рудоносные сквозь каменную толщу видит, раны касанием лечит, что твои цейлеры; говорят, даже за пшеничные перекруты не боится заходить и распутать, если чего, могёт. Вот оно как, градд, случается.

   -- На кого похож этот твой цоррб Красная Рука? -- Чарэс сделал слишком большой глоток, о чём тут же пожалел -- отвар обдал горло жаром. В нос шибануло запахом, смешавшим в себе горечь полыни и сладость смородины и ежевики.

   -- Цоррб как цоррб, красавец, что, не приведи Великие, на узкой дорожке повстречать. Я так скажу -- больно он мне ту бабу напоминает, что я перед отходом, по пьяни, обохотил, -- красовался гнилыми пеньками зубов Загиморка. -- Пока у меня один глаз другим любовался, она вроде ничего была, а нонеча утром глянул и чуть не опоносился -- такая, скажу вам, кхе-кхе, редкостная уродина попалась.

   -- Присказки твои у меня вот уже где, -- Чарэс махнул ладонью на уровне подбородка и потребовал: -- Обрисуй вкратце, как тварюга выглядит.

   -- Баба как баба. Сказал же, дура набитая, одна радость -- ухватить есть за что.

   -- Цоррба опиши, говорю, или цоррбиху, Хорбут их разбери, -- захлёбываясь смехом, потребовал Чарэс.

   -- А-а-а-а! Большой... или большая? -- похоже, мысль о том, что чудище может быть как мужского, так женского пола первый раз посетила голову Загиморка. -- А, неважно. Волосатый, короче, ноги две, руки две, одна красная. Ну, глазищи там, зубищи, лапищи, когти, все дела, в общем. Поговаривают ещё, чуть чего -- огнём зачинает дышать... и прочие, кхе-кхе, безобразия вытворяет. Мне один меноурец заезжий сказывал, что у них цоррбы энти, что у нас феа или там онталар -- обычное дело. Говорил, что живут они чуть ли на одних правах с людьми: разговаривать умеют, дома себе строят, детишек заводят, туда-сюда, в общем.

   -- Что, интересно мне, тогда твой цоррб здесь позабыл? Так и сидел бы в Меноуре своём, если в радость ему: детишек рожал, дома строил.

   -- Вот чего не знаю, того не знаю. Живёт тварь здесь -- людей пугает.

   -- Так что, он и взаправду колдовать может?

   -- Ага, вообще-то у цоррбов к магиям таланта нету. Наше чудище, надо думать, исключение -- поднабрался гад, кхе-кхе, где-то уму-разуму.

   "Везёт мне на "туда-сюда" и "кхе-кхе", спасибо Великим, не бросают в беде, одаривают помощничками, один другого краше", -- посетовал Чарэс, поинтересовавшись вслух:

   -- Сам-то ты много раз цоррба видел?

   -- Так это... три раза уже. Мы с ним, почитай, как родные, кхе-кхе. Первый раз, как сейчас помню, вышел я из перелеска -- и вот те нате. Нос к носу сошлись с ним, значит, как богатыри на ристалище, -- Загиморка поскрёб лысину, взъерошил куцые клочки волос за ушами. -- Ну как нос к носу; он на пне сидит одной рукой овце кишки перебирает, в другой мосёл с вертлюгом, тот, что грызёт, держит, я напротив стою, штаны щупаю -- нет ли прибытку интересуюсь.

   Чарэс резко остановил его и, поглядев в небо, сказал нарочито серьёзно:

   -- Дождь будет нешуточный, укрыться надо.

   -- Нет, не будет, -- авторитетно возразил Загиморка, -- посверкает, побумкает, и ни капли, тут всегда так. На, уважаемый, глотни для куражу. Про цоррба опосля доскажу, -- срифмовал он, -- напомни, а пока здесь обожди, я вниз слазаю -- осмотрюсь, как бы на карликов не нарваться. Корред -- он тварь хоть и мелкая, но уж больно приставучая.

   Некоторое время Чарэс размышлял о мистической твари -- цоррбе Красная Рука. О Кхарде, Истоке и сбежавшем скраме думать не хотелось. Но он всё равно думал и о них. И хотя судьба юноши оставалась неизвестной, Чарэс чувствовал свою вину -- перед Левиором, который доверил ему следить за парнишкой, и перед Кхардом, которого не без причины, но как бы то ни было, вынужден был оставить. Да как тот и мальчишку проворонил и людей всех потерял. Корил себя за то, что не пошел тогда со скрамником. Впрочем, Кхард и не думал его (Чарэса) осуждать и задерживать, а о скраме сбежавшем так говорил: "Оголодает немного, пробегается, жирок спустит и вернётся, первый раз, что ли. Вараш его быстро отыщет. А я пока людей новых попробую подобрать. Езжай. У тебя своих дел невпроворот".

   Гриф Вараш действительно второй день патрулировал окрестности. К сожалению, пока безрезультатно.

   Чарэс перевёл взгляд вниз и увидел, как островерхая шапка проводника то появляется, то исчезает среди огромных валунов. Загиморка вскоре вернулся: не найдя следов и вконец уверившись, что твари поблизости нет, он заметно приободрился и засвистел "Два топора", бодро зарысив вдоль узкого каменного карниза.

   -- Веселей, уважаемый, цоррба нонеча не увидим. Гуляет где-то, Хорбутов прыщ. -- Он остановился и подпрыгнул, касаясь кончиками пальцев подвешенных на ветви, связанных вместе маленьких звериных косточек. -- "Дыхание ветра", духи услышали нас, -- заговорчески сообщил он. -- Я дам вам хороший совет, уважаемый, будьте внимательны и, когда, где бы вы ни были, кхе-кхе, увидите "Дыхание ветра", коснитесь его, и духи станут вашими друзьями -- будут вас, кхе-кхе, защищать. Нам туда, -- указал он рукой на скопление высоких, будто привалившихся друг к дружке вершинами, валунов. -- Перемахнём на ту сторону, и считайте, что на месте.

   -- Что теперь? -- мрачно спросил Чарэс, когда они, оставив за спиной причудливое нагромождение камней, подошли к ущелью. Он, как смог, прикинул расстояние, что не добавило ему оптимизма. На память пришли многочисленные мосты Лиртапа и то, как он, не испытывая особой радости при переходе из одной башни в другую, старался проделывать этот путь в одиночку, не попадаясь на глаза острой на язычок Ильвее и не менее язвительному Бларку. Чарэс всегда знал, что не любит высоты и, как мог, избегал встречи с ней, но именно сейчас, стоя на краю неизбежности, отчётливо понял, насколько это серьёзно.