Решения Тихона я дожидался недолго. Всё про всё заняло три дня. В итоге я прибыл в зал заседаний в ратуше в сопровождении Ромы и Сольвейг. Естественно, что вооружённый конвой остался за стенами ратуши.
Я же с сопровождающими прибыл без доспехов, но в парадной одежде, как и положено по этикету: тёмные камзолы, знаки рода, серебряные броши. Наш герб, возможно, ещё только-только успел закрепиться в головах горожан, но он уже вызывал уважительное молчание у стражи и чиновников.
В ратуше сегодня было тихо, как и в зале заседаний. Это означало одно — никакого процесса или большого княжеского суда не будет. Как я и полагал, Тихон был наделён достаточными полномочиями для решения этого вопроса. Поверенный князя, как никак.
В зале были заняты три стола. За центральным сидел Тихон в парадном мундире. По соседству были Константинов, глава дома Найма с чиновниками и законниками, и Аристарх Железных как представитель городского совета. Были здесь и представители Нестеровых и Велигорских, хотя никого знакомого я не увидел.
Никаких предварительных слушаний не потребовалось.
Я занял своё место. Мы довольно быстро разобрались с произошедшим с законной точки зрения. Высказались несколько чиновников, а также Аристарх Железных и Константинов.
В итоге Тихон обратился ко мне:
— Давайте не будем тратить время. Ситуация предельно ясна. Род Троицких, ранее действующий в Чернореченске под покровительством Церкви Солнца, объявлен вне закона.
Чиновники одобрительно закивали. Тихон достал печать и оставил оттиск на нескольких документах.
— Сегодняшним постановлением род Троицких лишён всех гражданских и аристократических прав. Если они будут замечены на территории Южноуральска… — он внимательно посмотрел на меня, — то их следует задержать живыми или мёртвыми и передать властям Южноуральска. Имущество, оставшееся у Троицких, подлежит конфискации в пользу пострадавших сторон на условиях, обговорённых при посредничестве Дома Найма.
Тихон сделал движение рукой, и Константинов начал перечислять, что конкретно осталось у Троицких, кому что достанется и так далее.
Некоторое время прошло перед тем, как очередь дошла до меня.
— Вам, как одной из пострадавших сторон, господин Клинков, передаётся недвижимость, включающая бывший особняк Троицких, земельные участки, склады, а также… — он заглянул в свиток, — загородный дом и несколько лавок и магазинов.
Константинов перевёл дух, а затем продолжил:
— Вам же, господин Клинков, предстоит принять решение об ответственности слуг, стражи, рабочих и прочих подчинённых рода Троицких. Официальные бумаги вам передадут в течение дня.
Заседание оказалось удивительно коротким. Я подписал несколько свитков, которые были заверены и отправлены в архив.
Когда заседание закончилось, Аристарх со слабо скрываемой улыбкой поздравил меня:
— Поздравляю, Максим. Вы теперь самый быстроразвивающийся молодой род в Чернореченске.
Это зависело от того, что Аристарх понимал под «молодым родом». Я мысленно прикинул, сколько людей получали титул и статус знати. Их всегда было немного, единицы. Впрочем, ладно — это мелочи.
Мы с Аристархом обменялись парой слов и вышли на улицу. Здесь суетились вестники, курьеры и стражи. Ратуша и город жили своей жизнью.
— Где сейчас люди Троицких? — спросил я.
— Собраны в особняке. Вам выделят представителя ратуши для того, чтобы задокументировать ваше решение.
Я вскочил в седло и вместе с Ромой, Сольвейг и небольшой делегацией от ратуши отправился на западный берег реки — в особняк Троицких. Точнее, мой новый особняк. Мне ещё предстояло разобраться с бумагами и недвижимым имуществом Троицких. Сейчас самое главное было принять решение по их людям.
Когда мы въехали на бывшую территорию Троицких, то я заметил стражу. Они охраняли не только людей внутри особняка, в котором я сегодня должен был вынести приговор, но и имущество от разграбления. Мало ли кто бы решил залезть в пустующее дворянское жильё.
Я въехал на территорию через те самые скрипящие ворота. Здесь меня встретила настоящая делегация: служанки, повара, лекари, конюхи, низкоранговые бойцы. Троицкие оставили за спиной несколько десятков человек — уставших, помятых, измотанных. В глазах каждого из них я видел один вопрос: будет ли расправа?
Вперёд выступил Григорий, смотритель винного погреба, с которым я был уже знаком. За последние дни он ещё сильнее осунулся. Старик держался прямо, но дрожь в пальцах его выдавала.