Но сразу после отъезда Максима Клинкова все дела шли с трудом, словно несмазанные колёса. Сначала были допросы церковников, затем отменилась сделка с Караваевым. Было понятно, что на него надавили. Рысев, кому же ещё? Но и Рысев действовал от имени церкви, не сам.
После охоты за Кровавым кварцем… Осада. Ратибор едва смог вернуть боевую мощь к тому, что было до этого. Но ни город, ни княжество не стояли на месте и не ждали, пока Володины восстановятся.
Разве что дома стало спокойнее.
Ратибор тяжело вздохнул. Он любил жену и детей. Всех. Ира с Серёгой, несмотря на расстояние, часто присылали письма: про походы, про монстров, про жизнь в Южноуральске. Они славно обустроились. Законнорождённые дети, незаконнорождённые… Ратибору было плевать. Его кровь, он их воспитал — воинов, сильных, с характером.
Но, судя по последним новостям, он не знал, было ли им сейчас безопаснее в Чернореченске или здесь, дома, в Выкречи.
Ратибор уважал Максима, видел в нём силу, ум и справедливость — свою, хаотичную, но честную. Род Володиных оказался между молотом и наковальней. Церковь не прощала даже союзов с хаоситами.
Это не значило, что Род Володиных был под смертельной угрозой. Нет, ещё достаточно контактов, ещё достаточно заказов, ещё достаточно связей, выстроенных за десятки лет. Если одни откажутся вести дела — то найдутся другие.
Здесь, в маленьком городке на границе империи, никогда нельзя было выжить в одиночку. И опаснее всего были не аристократы или церковники, а Зона. С ней нельзя договориться, её нельзя судить. В последние годы Ратибор даже начал сомневаться, что её можно было победить. Как будто монстры, изменённые растения, артефакты не закончатся никогда.
Зазвенел колокольчик, и в комнату робко заглянула горничная. Ратибор шагнул с балкона в комнату.
— Слушаю.
— Простите, господин, но к вам гонец.
— Сейчас буду, — пробасил Ратибор.
Он быстро оделся, повесил клинок на пояс и спустился вниз, в гостиную. Там его уже ждали не только гонец в пыльной накидке и грязных сапогах, но и Владимир. Он поприветствовал Ратибора быстрым поклоном, на что Ратибор только махнул рукой.
Оба подчинённых выглядели взволнованно. Гонец, молодой парень, тяжело дышал, хотя и успел, судя по всему, уже перевести дух. Ратибор дураком не был и тут же поднял вокруг себя Полог, ограждаясь от мира стеной магии.
— Слушаю, — коротко сказал он.
— Господин, — произнёс гонец и низко поклонился, — новости из пограничья. Через перевал прошли чужаки. Светлая одежда и доспехи, все украшено золотом. А на знамёнах…
— Солнце, — сквозь зубы процедил Ратибор.
Гонец лишь кивнул и склонился ещё ниже. Ратибор посмотрел на Владимира — верного воина, прошедшего вместе не одну вылазку и войну. Он был готов к любому приказу.
— Вернуть все экспедиции, отменить вылазки, собрать бойцов и наёмников.
Владимир спокойно кивнул. Ратибор знал: если солнце придёт, встречать его придётся именно ему.
Глава 12
— Ну и что мне с вами делать? — пробормотал я.
Я снова обвёл взглядом толпу. Ни о какой ровной шеренге речи не шло. Больше двух десятков мужчин и женщин разного возраста, разного телосложения, в разной одежде, но с одинаковыми лицами, выражающими страх, недоверие и тревогу. Ожидание иногда было страшнее приговора.
Чиновники из ратуши поглядывали на меня в ожидании, особенно один из них — высокий, сухощавый, в круглых очках. Но, кроме тревоги, в толпе я видел и другое — ожидание, смешанное с плохо скрываемой обидой, как будто я украл у них нечто большее, чем просто их господ.
Я спешился и подошёл ближе. Григорий, старичок, который просил за всех слуг Троицких, медленно попятился. Среди людей послышались робкие шёпоты.
— Меня зовут Максим Клинков, — заговорил я спокойно. — С этого дня все земли, принадлежавшие роду Троицких в пределах Чернореченска и Южноуральского княжества, переходят под моё управление согласно указу князя и приговору княжеского суда.
Никто не перебивал меня. С каждым словом робкая надежда в глазах угасала. Я чувствовал, как воздух вокруг сгустился.
— Это даёт мне все основания решать вашу судьбу.
Я сделал небольшую паузу.
— Вы служили предателям и были оставлены позади, когда ваши господа сбежали. Я считаю вас нежелательными на землях моего рода.
Я подчеркнул последние слова. Мой голос не был грубым, но и никакой мягкости в нём не слышалось. Я не давал надежды, не врал, но и не опускался до угроз.
— Вы сейчас же соберёте вещи и покинете особняк. У вас будет три дня на то, чтобы покинуть пределы Южноуральского княжества. Вас не тронут, не будет преследования, но вернуться сюда вы больше не сможете.