Но вместе с усталостью и лёгким голодом ощущалось и кое-что другое. В груди, где билось новое сердце, колыхалось странное чувство — как будто запах с гнильцой витал в воздухе. Слабый, но въедливый, как падаль, забытая под досками. Он знал этот запах лучше, чем многие здесь. В конце концов, это он объединил разрозненные рода. Это он бросил вызов главному врагу. Это он победил — пусть и ценой собственной жизни.
И это он, прямо сейчас, после долгого забвения и двух с небольшим лет восстановления сил, снова чувствовал запах старого врага.
— Мы начинаем, — голос Верховного жреца пронёсся по святилищу.
Солнце показалось из-за горизонта и осветило всех присутствующих. Пламя загорелось на чашах алтаря.
Ближе всего к алтарю сидел Верховный жрец Флавий — старый, но всё ещё крепкий волшебник. Рядом с ним был архипастырь Лаврентий, хранитель реликвий и артефактор — именно он в своё время смог разработать Кодекс и многое другое оружия против врагов Церкви. Смертоносное и уникальное. Ещё был глава инквизиции Реман, известный своей жестокостью, и несколько местных викариев.
— Южноуральское княжество вызывает всё больше вопросов, — заговорил Флавий. — Границы крепнут, рода крепнут и сливаются. Артефакты текут потоком, но не к нам, а к новой силе.
Флавий посмотрел вбок:
— И по слухам, в Чернореченске появился сильный маг.
— Не просто сильный, — уточнил Лаврентий, перелистывая пергаменты. — Быстрый. Без школы, без наставника, с одними победами за спиной. Он уже мог подняться до ранга Магистра, если слухи правдивы. Без родословной. Без документов. От его руки пал не только один из наших родов, но и Инквизитор.
— Верно, — раздался глухой голос Ремана. — Но угрозу представляет не один волшебник, а княжество целиком.
— Пока мы способны победить двух Архимагов, — вновь взял слово Флавий. — Но если вознесётся третий, то сила сравняется.
Флавий лукавил. Трёх Апрхимагов победить будет сложно. Очень.
Но совет продолжился, и звучали новые мнения и голоса. Кто-то предлагал ждать и смотреть, кто-то — нападать. Но никто не чувствовал настоящую угрозу. Они лишь догадывались.
Но он… Он знал почти наверняка — это был хаосит. И не простой, а недобиток. Тот самый. С тем же именем. Как насмешка. Плевок в лицо церкви. Плевок в его лицо.
— Тогда возможно это всего лишь…
— Довольно! — хриплый голос прервал одного из младших викариев.
В конце концов, главные игроки закончили говорить, и теперь слово взял тот, кто до этого молчал.
Он медленно вышел из тени. Плащ — не золотой и не белый, а тёмный и потёртый. Поверх — простая цепь с огненным кругом, старым символом одного из забытых княжеств.
В зале повисла тишина. Он сделал шаг вперёд, и первые лучи солнца легли на его лицо.
Теперь было видно, кто предстал перед величественным собранием. Половина кожи на лице была затянута шрамами. Лоб выжжен, как от раскалённого металла. Артефактные глаза светились тусклым огнём. Под рясой были скрыты куски панциря, вшитого в тело магией, которая едва ли была по силам кому-то, кроме нескольких Архимагов. Но и под панцирем были рёбра из зачарованного металла и артефактные вставки.
Он был возрождён не ритуалом — ресурсами, годами и десятилетиями, настоящими церковными сокровищами. В него было вложено столько, сколько хватило бы, чтобы вырастить нового Архимага и нескольких Магистров.
Раздались несмелые шёпотки:
— Борис Соснов…
— Победитель хаоса.
— Святой.
Да, это все его имена, его прозвища, его заслуги. Он был силён в прошлой жизни, но в новой стал лучом света. Лидером, за которым шли. Пусть на восстановление сил и понадобилось несколько лет.
— Солнце отвернулось от нас, потому что мы не добили то, что следовало добить.
Борис Соснов поморщился и прикоснулся к левому плечу. Даже в возрождённом теле он чувствовал боль от прошлого сражения — сражения с хаоситом. И не с кем-то, а с главой рода Клинковых.
— Вы оставили сорняк в земле, а он пророс.
— Это всего лишь предположение, — мягко сказал Лаврентий.
Именно с ним Борис чаще всего контактировал после возрождения — если, конечно, не считать Иллариона Соснова, наследника и члена рода Сосновых. Молодого, амбициозного, почти такого же, как он сам в юности.
— Нет. Я чую те же заклятья. Он жив, и его магия стала сильнее. Он прячется за родами и ритуалами, но хаос всё тот же — только хитрее.
Реман согласно закивал — глава инквизиции потерял одного из своих талантливых бойцов и разделял идеи Бориса.