А прямо над строем рейда сверху начал медленно опускаться трёхсотник. Ещё один коснувшийся.
28. Зло, которое нельзя называть — 2/5.
Осторожно дыша, он приоткрыл глаза. Вокруг не было никого из отряда, но темнота вокруг расступилась сама собой.
Странно, ни один светильник не горит, но свет есть. Мрачный, холодный, но есть.
Осторожно осматривая окружавшее пространство, он судорожно втянул тяжелый воздух древнего храма. Что-то было не так, он чувствовал это спиной, инстинктами, всем телом. Вся его сущность говорила о… о чем?
Перед ним был портрет. Первый портрет, не изображавший хозяйку этого жуткого места.
Мрачный тёмный храм стал чуть светлее — притягивающая взор картина стала заметно подсвечиваться. Старик, изображенный на нём, больше не был грустным. Старик улыбался во весь рот.
Еще недавно печальный тихий дед манил его рукой к себе внутрь и хитро скалил зубы.
— Заходи ко мне в обитель, станешь мне на время зритель.
— Ч-чего? — не понял он.
— Если ты вдруг не согласен, последний час будет ужасен, — покачал головой старик, скаля желтые грязные зубы и все меньше походя на живого человека. Кожа изображенного на портрете деда была неестественно серой, а глаза засияли потусторонним фиолетом.
Воин оцепенел. Это все происходит на самом деле?
Боги, что происходит со мой и моим рассудком?! — думал несчастный.
— Проходи ко мне, сдавайся…
Рука в кожаной перчатке схватила парня за шкирку и втащила внутрь, по ту сторону рамы.
Морок мгновенно слетел с парня, но было уже поздно. По залу разлился безумный хохот вместе с криками обреченного. Старик принялся читать свои паршивые стихи, сбиваясь на истерический смех, а несчастная жертва смотрела с портрета на тварь, захватившую его тело.
Кинжал пробил танталовую броню под инквизиторской мантией, но тёмная эмпатия помогла почуять неладное заранее и подготовиться. Я как раз кастовал водное тело, потому не успев добраться до сердца, кинжал утонул в воде, которой я стал.
Пустота подчинила троих бойцов, и те ударили в спину всем своим арсеналом. У одного из них нашлась в инвентаре склянка с алхимическим огнём, и она тут же разбилась прямо под ногами у хихикающего одержимого идиота.
Я был вынужден забить на попытку контратаки и полностью сконцентрироваться на лечении, чтобы вытащить попавших в пламя союзников.
Рядом выматерился Терми. Отсутствующая рука и нога собрались вновь из множества белых кубиков. Фил пыталась свалить одну из живых статуй с помощью своих цепей. Врагов было много, и каждый был достаточно сильным.
Один из невольных предателей свалился замертво, получив клинком по шее. Второго сковали сдерживающим заклинанием, наверное, надеялись снять контролирующую магию. Но увы, от людей в них уже ничего не осталось. Эмпатия показывала абсолютно нечеловеческие эмоции и жажду убийства.
Но тем не менее, мертвец с перерезанной шеей и последний оставшийся на свободе одержимый, дико хохоча, бросились в сражение.
Завязался новый жестокий бой. Две оставшиеся ученицы Лакомки сумели прикончить одну из оживших статуй, а другая разбилась о каменный пол стараниями Фил.
Справившись с ранеными, я начал читать молитву упокоения, и стало чуть полегче. Перед глазами пронеслось сообщение о получении семьдесят третьего уровня.
— Они бесконечны! Нужно прорываться к лестнице! — крикнул Лесат.
После падения гигантов и особенно паршивых монстров путь был примерно расчищен. Сейчас бы облачко с инеем, чтобы замедлить остальных, но старая версия заклинания по-прежнему не подчинялась, а выбирать путь его развития сейчас было не время.
Широкая лестница со старым выцветшим ковром, шла вверх к огромному портрету, возле которого раздваивалась и уходя в разные стороны.
Мелькнула молния и на картине отразился силуэт старика, тянущего за собой два обвязанных тела бойцов.
Нирал поднял руку, готовя заклинание испепеления, но я остановил его, взяв за руку.
— Не стоит. Давайте попробуем по-другому, — тихо шепнул ему я, выходя вперёд.
Сзади раздавались звуки боя. Преследующие нас твари заметно потеряли в численности, но всё ещё не позволяли расслабиться.
В свете огненных шаров пироманта я увидел совсем иную картину. На троне из черепов валялась счастливая богиня, закинув ноги на подлокотник, а в руках её были две куклы. Девчонка игралась с ними, с чистой искренней улыбкой, будто невинное дитя.