Он не знал сколько времени, провел в том подвале, время словно остановилось оставив лишь горе и безысходность, а на том месте где раньше пылало пламя любви и счастья, поселилась огромная чёрная дыра, холодной все пожирающей боли…
Клод и сам не знал отчего в нем всплыли вдруг эти воспоминания, о которых он старался забыть уже без малого двадцать четыре года. Однако которые никак не желали покидать его. Видимо чувство безысходности, испытанное им в детстве, было сродни тому, что окутала его в свои сети. То же противное чувство, когда видишь, как рушится все вокруг, но не можешь ничего изменить, лишь беспомощно наблюдая.
Тряхнув головой мужчина прогнал прочь ненужные воспоминания и унылое оцепенение, навалившееся на него. Он уже давно был не тот маленький мальчик, чистый, добрый и отзывчивый, он погиб в том подвале. Эта ситуация, в которой он сейчас оказался была неприятна, но не такая уж безнадежная. Да, ему придётся выполнить просьбу императора, но он все же остался собой. И даже его имя не погибло на площадке того эшафота, так как глашатай представил его просто как нелюдя. Это обнадеживало, настраивая на положительный исход. Да и раны уже не терзали его так сильно, почти затянувшись, лишь повреждённые конечности никак не желали заживать, но и это пройдёт.
Как объявила ему Леатрис, что как только он сможет ходить, она представит его императору и тогда он услышит свое задание, а до тех пор его оставляли в неведенье того, что тому могло понадобиться от него.
Когда Клод смог уверенно встать на ноги прошло ещё две недели, за это время он успел порядочно окрепнуть и отдохнуть, ожидая с нетерпением, возможности подняться уже с этой опостылевшей ему постели. Несмотря на проведённое вместе время он так и не смог разговорить Берхарда, да и с Леатрис не стал ближе. Женщина продолжала воспринимать его, как вынужденное зло, не достойное её внимания. Руки чесались, а тело изнывало от вынужденного бездействия. Его деятельная натура рвалась заняться хоть чем-нибудь, но его не пускали, а на просьбу освободить руки, посоветовали не зазнаваться. Когда же Берхард дозволил ему все-таки встать, Клод чуть не подпрыгнул от радости, но вынужден был со стоном опуститься на кровать, за прошедшее время едва сросшиеся мышцы, отказывались подчиняться. Однако это были мелочи. Клод знал, что после правильной тренировки он сможет восстановить утраченную подвижность.
Леатрис, вынужденная сопровождать его, скептическим взглядом следила за его неловкими попытками заставить тело слушаться, но молчала, приберегая свои едкие замечания на потом. Скрипя зубами мужчина, как ребёнок делал один шаг за другим, превозмогая боль, не до конца покинувшую тело. Но с каждым сделанным шагом чувствуя себя все увереннее и сильней. Ещё несколько таких тренировок, и он сможет передвигаться ничуть не хуже, чем раньше. Однако у Леаты было другое мнение.
— Завтра ты предстанешь перед императором, дольше ждать не вижу необходимого.
— То, что я еле стою тебя не смущает?!
— Нет. Дойти сможешь, остальное меня не волнует.
— Стерва.
— Животное.
— Что боишься на фоне меня здорового потеряться?
— С чего вдруг. Не хочу, чтоб сравнивали с немощью.
— Сектроза.
— Отродье.
— Может вы прекратите свои любовные игры и уже разойдетесь? — не выдержал лекарь, прервав их пикировки.
— Мы не играем! — хором воскликнули противники и удивлённо переглянулись. Уязвленные схожестью мыслей.
На следующий день Клод предстал перед императором. Дворец ему, если быть честным, понравился. В нем не было вычурности и дорогих украшений, все удобно и практично. Комнаты были обставлены с обостренным вкусом, сочетая в себе комфортность и удобство. Если бы Клод не знал, что дворец принадлежит императору, то даже похвалил бы хозяина за приложенный труд, так как было заметно, что обустройство дворца не прошло без прямого участия его хозяина, в каждом помещении которого, чувствовалась его рука.
Идти было тяжело, а стянутые спереди руки не особо помогали. Ноги ещё не до конца подчинялись ему, поэтому наемнику приходилось опираться на щедро предложенную Леатрис трость, вышагивающую рядом и демонстративно не замечавшую его. Пропустив мимо череду комнат они прибыли в тронный зал, в отличие от привычных Клоду помещений, оказавшегося небольшим и скудно обставленным. По сути в зале был лишь высокий трон возвышавшийся на приличной от пола высоте, заставляя пришельцев задирать голову взирая на императора снизу-вверх. Да колонны, тянувшиеся вдоль стен, по всему периметру которых вились гибкие лозы, каких-то цветов, яркими пятнами выделявшиеся на сером цвете стен. Что поразило Клода — растения были живыми, а по полу от входа до самого трона тянулся необычный рисунок в виде пересекающихся линий вынесенный на теле камня. Очень дорогая и трудоемкая работа, но она того стоила, впечатляя взгляд.