Петляя то в одну сторону, то в другую и огибая щель за щелью, они неизменно приближались к выходу. Усталость, итак, никуда не девавшаяся после побега от тракторнов, теперь совсем одолела их измученные тела. Да и солнце уже почти завершило свой привычный оборот, склонившись к горизонту. Багровые всполохи зари весело играли на лицах и одежде путников, придавая им одновременно смешной и странный вид.
— Все, Леата, я больше не могу. Меня ноги не держат. — Взмолилась Айяна, рухнув на колени, остальные чувствовали себя не лучше.
— Давайте остановимся вон на той широкой площадке, там хоть всем места хватит, — на удивление воительница в это раз спорить не стала. Долг долгом, но если они загонят себя, кто доставит императору это несчастное лекарство. О чем-то подобном думал и Клод, но вслух предпочел не говорить, весь этот бешеный забег напрягал, тут не было ничего: ни деревьев, ни кустов — ничего мало-мальски напоминающего укрытие, только голые каменные склоны, от беспрестанного вида которых на душе поселилась тоска.
До выбранной женщиной площадки пройти было недалеко, лишь обогнуть пару ущелий, что они и проделали довольно успешно, скорее рухнув, чем сев, на землю. Двигаться совсем не хотелось. Вода, еда, тепло, постель — все гасло по сравнению с возможностью отдохнуть.
Клод не знал сколько он так пролежал, да и это не имело значения. Они лежали изнемогая, ощущая прохладу камня, остужавшего разгоряченную кожу и медленно пробиравшегося внутрь, промораживая изнутри.
А солнце уже почти целиком скрылось за горизонтом забрав с собой даримое им тепло, уступив место холоду ночи. Осень не преминула воспользоваться беспомощностью обессиленных людей, которым было даже костер нечем развести. Дров для поддержания огня взять было неоткуда. Ночуя в руинах они не заметили, как зимние заморозки стали постепенно захватывать ночи.
— Не знаю, как вы, а я замёрз! — без лишней скромности объявил Ролк и притянул к себе Алиту, сжимая её в объятиях, чтоб подарить той частицу своего тепла. Одеяла, что ещё сохранились в их владении не могли укрыть всех и достались женской половине группы. Мужчины же, подобно нахохлившимся воробья, пытались обогреть себя сами.
— Давайте сядем ближе друг к другу — предложил Клод, почувствовав, как сразу к боку прижалась Дейзира, хрупкая и худая, а за время их странствий истончившаяся на столько, что просвечивала насквозь, не давала много тепла, но могла полностью утонуть в его руках. Не долго думая мужчина сграбастал ребёнка в медвежьем захвате, прижимая к груди.
— Как тепло… — выдохнуло это создание, заставив его ухмыльнуться, зарывшись ей в волосы. Клод всегда отличался повышенной температурой тела.
— Тогда я тоже хочу. Дейзира подвинься! — неожиданно рассмеявшись, совсем как девчонка воскликнула Леата и пристроилась рядом с Дейзой. Воительница была пошире девчонки, но Клод с лёгкостью смог обнять обоих, испытав при этом странное чувство. И вроде все было просто, ведь он сам предложил греться прижавшись друг к другу. Позади его пристроились Каэр и Айяна, с ними Ролк и Алита. И все вроде нормально и обыденно, ведь он не первый раз грелся так за счет человеческого тепла, тогда отчего же сейчас так бешено бьется сердце, подобно загнанной в клетку птице, тогда отчего он чувствует, как кровь гулко стучит в ушах. Мужчина не знал, обе женщины сидели у него на коленях склонив головки на плечи и похоже спали. Устроившись на сколько это было поудобнее он постарался вздремнуть, очередь дежурить сейчас была не его, но сон не шёл к нему. В голову лезли разные мысли… Что будет с ними, когда они доставят лекарство? И если они все же получат обещанную свободу, куда он направится? И что будет с их отрядом. Ролк с Алитой скорее всего отделятся от них, зачем им скитаться, когда они есть друг у друга. Счастливцы. Они больше никогда не будут одиноки, никогда не познают ужасного чувства ненужности. Гулко вздохнув, Клод задумался о себе. Хочет ли он, чтоб и у него был кто-то близкий по духу, кто-то кто будет с ним. Будет любить его. Нет! Ему этого не надо. Он наёмник был, есть и будет. Его жизнь коротка, так зачем кого-то обременять собой. Дать призрачную надежду. Покачав головой он прогнал прочь не свойственные ему ранее желания любви и заботы, под привычной маской скептицизма и черствости, похоронив обычную зависть, к тому что у него такого чувства, как у друзей нет и не будет, что нет никого, кто готов назвать его любимым, ведь он мужчина с изъяном и таким останется навсегда. Отбросив прочь неприятные смущающие его чувства он покрепче прижал обеих женщин, наслаждаясь даримым ими теплом и погрузился в сон, чтоб проснуться уже через пару часов к своей очереди охранять чужой сон. Пусть даже если ему не светит испытать любви, то он сделает все, чтоб ничего не смогло разрушить это чувство у его друзей.