И над всем этим царил шум, достойный самой жаркой стычки на персидском средневековом базаре. Обычно спокойные студенты самого мирного вида своей эмоциональностью и поведением больше напоминали случайно влезших в шкуру студентов демонов, чем представителей одного из самых спокойных и внешне вежливых восточных народов. Они жестикулировали так яростно, что случайные прохожие старались держаться подальше, опасаясь получить непреднамеренный удар.
— Выкидыш любителей связывания, какого духа плодородия ты установил эти манекены посреди коридора, так что нормальный человек пройти не сможет? — разорялся средних размеров второклассник, который на пару с такиж же габаритов товарищем явно недавно волок этот самый ящик, радовавший всех присутствующих своим внутренним миром. Его лицо покраснело от смешной с яростью обидой и расстройством ото всей сложившейся ситуации.
— Слабаки должны страдать! — отвечал ему тоже не слишком высокий, но очень широкоплечий парень, которого было бы совсем не сложно представить с топором в руках, а вот с ниткой и иголкой — намного сложнее, хотя одет он был в форму клуба кройки и шитья и махал в воздухе большими портновскими ножницами. Его короткие, крепкие пальцы сжимали ножницы так, словно это было оружие самурая, а не портновский инструмент.
— Хватит уже, пожалуйста, — невысокая девушка с аккуратными хвостиками и в очках с тонкой оправой тихо подошла от стенки. На ней был фартук кулинарного клуба, а в руках она нервно сжимала блокнот с какими-то записями. — Здесь слишком много людей, давайте просто уйдем.
Михо потянула своего товарища за рукав, пытаясь отвести его в сторону и шепнуть что-то на ухо, но тот резко выдернул руку.
— Перестань, Михо! Нечего сейчас отступать, — парень из кулинарного клуба бросил вызывающий взгляд на оппонентов. — Или ты забыла, о чем мы говорили на собрании?
"Портной" насмешливо фыркнул.
— О, конечно, теперь вы хотите тихо исчезнуть, когда напортачили? Типичная тактика вашего клуба — сначала гадости, потом притворяться невинными овечками. Как будто мы не знаем, что за всем этим стоит ваша принцесса Такахаши.
— Не говорите так о Такахаши-сан! — внезапно вспыхнула Михо, её обычно тихий голос задрожал от эмоций. Она повернулась к своему товарищу, понизив голос до шепота, но в тишине коридора её слова всё равно были слышны: — Если бы ты знал, через что ей пришлось пройти из-за… — она резко замолчала, взглянув на членов другого клуба и осознав, что сказала слишком много.
— Ну? Что наша Ватанабе-сан? — угрожающе подался вперед "портной".
Михо отступила на шаг, её лицо побледнело.
— Н-ничего… Забудьте. Просто… просто уберите всё это, пожалуйста, — она указала дрожащей рукой на разбитую посуду.
Конфликт продолжал нарастать, и Михо отступила к стене, явно сожалея о своем вмешательстве. Когда она подняла глаза, то встретилась взглядом с Ицуки, наблюдавшим за всей сценой. В её взгляде мелькнуло что-то похожее на смесь страха и знания какой-то тайны.
Ицуки сделал мысленную заметку: Михо из кулинарного клуба явно знает больше о причинах конфликта, чем показывает. И, судя по её реакции, истинные мотивы Такахаши имеют какую-то связь с Ватанабе, о которой нельзя говорить открыто. Это был потенциально ценный источник информации.
— И вообще, только слепой или крайне тупой мог не заметить, что на пути стоит манекен, — Все не мог успокоится все тот же не слишком высокий, но очень широкоплечий парень
Тут «портной» бросил взгляд на второго из несших ящик парней, заметил его очки — толстые, как дно от бутылки, с оправой, явно знавшей лучшие времена — и пусть при этом немного смутился, но отступать не стал, а чтобы замаскировать своё смущение, начал разоряться ещё громче, размахивая руками и чуть подпрыгивая на месте:
— И вообще, нефиг было наши манекены из коридора каждый раз задвигать в пыльный угол, под пылью потом не все пометки на ткани видно. И я уже молчу про…
На последней реплике возмущение в его голосе, в отличие от предыдущих разглагольствований, было уже совсем искренним, хоть и прозвучало тоном младшеклассника, заявляющего «я больше не играю». В его глазах на мгновение промелькнуло что-то почти детское — обида, которую он тут же маскировал новым приступом агрессии.