– Люси, не смотри на меня так. Ты же понимаешь, что ты очень красива и не должна гипнотизировать кого-либо? Так что, прошу, перестань.
Пока я серьёзно глядел на стену, приложив к ней ладонь, и говорил вслух, открылась дверь.
– Флеминг? Ты разговариваешь со стеной?
Я оторвался от портрета и спрятал руку за спину, шокированно глядя на мать.
– Мам, боюсь, ты всё неправильно поняла.
– Знаешь, лучше ничего не говори и собирайся в школу. – Она еле заметно покачала головой, отвела округлившиеся глаза в сторону и продолжила: – Сегодня тебя может отвезти папа. Мы пока не решили, что ты заслуживаешь водить машину вновь. Домой вернёшься на автобусе, – сказала она, убрав свои светлые и вечно вьющиеся короткие волосы за уши. Затем повернулась и зашагала прочь, оставляя меня один на один с моим нарастающим раздражением.
Как долго родители будут меня наказывать, ограничивая в чём-либо? Неужели им недостаточно того, что мне и так придётся ходить в школу целый год? Опять. Моя жизнь превратилась в часовой циферблат, всё начиналось с двенадцати и кончалось тем же. Всё шло по кругу: повторяющиеся локации, повторяющиеся люди, слова, движения. И этот круг был одним из кругов ада, определённо.
Именно с такими мыслями я продвигался по школьному коридору, непривычно тихому от того, что все ученики успели разбрестись по классам. Я же нарочно тянул время. Оттягивал тот момент, когда мне придётся столкнуться со взглядами новых одноклассников, парой-тройкой смешков в мою сторону и давящими словами учительницы: «Проходи, Флеминг. Рады видеть тебя вновь». Наверняка сегодня эта фраза прозвучит из уст хотя бы одного преподавателя. Я в этом не сомневался и знал: ничто уже не будет как прежде. Даже одинокие светло-голубые шкафчики навевали тоску, и обычно узкие коридоры казались ещё более тесными. Доска с новостями, к которой я подошёл в первую очередь, вовсю блистала новомодными приглашениями на школьные, да и не только, вечеринки, а у меня по лбу струился пот. Сейчас мне даже не с кем было туда сходить, некому позвонить, и не знал я никаких Роджеров и Доджеров, устраивающих тусовку. Меня порадовало только то, что никто не забывал про футбол, и листок бумаги в сине-зелёной рамочке гласил, что через пару недель состоится матч.
– Интересуешься спортом? – послышался слева от меня довольно хриплый, прокуренный голос. Я повернулся на звук и тут же встретился взглядом с выжженными белыми волосами, а уже потом заметил зелёные, подернутые серостью и тусклостью глаза, густо прорисованные брови. Никак не мог сопоставить голос и то, что я видел. Передо мной стояла молодая женщина, у которой всё же имелись единичные морщинки под глазами, а на лбу выступала самая заметная из них. Незнакомка была довольно красива, и, будь я старше лет на двадцать, несомненно, пригласил бы её на свидание.
– Чего? – Я сделал вид, что не услышал.
– Я говорю, любишь спорт? – Странно, не видел её в школе до этого. Она улыбнулась, и уголки её накрашенных красной помадой губ поплыли вверх.
– А, было дело. Играл в местной команде.
Я замолчал, и она тоже молчала. Мы просто смотрели друг на друга: она – внимательно, я – не без доли напряжённости. Я изрядно разволновался, когда её глаза пытались прожечь во мне кратер. Наконец женщина, словно спохватившись, произнесла:
– О, совсем забыла! Меня зовут Эйда Уивер. Но для тебя я мисс Уивер, – добавила она чуть серьёзнее. Я протянул ей руку для рукопожатия и сказал:
– А я Флеминг. Флеминг Рид, приятно познакомиться, мисс Уивер. А вы… кто? – Я опять почувствовал неловкость. Когда же это кончится? Я не привык к тому, чтобы какие-то взрослые женщины пытались убить меня взглядом, не отрываясь от произвольной точки на моём лице.