— А при чем тут Пещера любви?
— Это я забыл рассказать. Я где-то читал, что на одном острове в Эгейском море была так называемая Пещера любви. Говорят, перед тем как просить руку и сердце очаровательной афинянки, греки лезли в эту пещеру и проводили там целую неделю. После этого любовные излияния у них получались особенно здорово, и невесты не могли перед ними устоять. В наш промышленный век Пещера любви превратилась в шахту, где добывают магнитный железняк, иными словами — железную руду.
Мне вдруг стало досадно. На мгновенье показалось, что наша затея выеденного яйца не стоит, но я этого не высказал, чтобы не обидеть Кучеренко. Наоборот, я задумался, почему мне стало досадно: обожествление магнетизма мне надоело, тем более что я не очень хорошо себе представлял, каков механизм взаимодействия магнитного поля с ядрами и электронами живого тела. Но план есть план. При свете электрических фонариков мы извлекли по толстой клеенчатой тетради, уселись друг к другу спиной и начертали крупными буквами на первой странице «Прогноз событий в институте нейропсихологии на неделю, с 5 по 12 сентября». Мы условились во время составления отчета друг с другом не разговаривать и друг другу в написанное не подглядывать.
Первые минуты прошли в каких-то путаных раздумьях, после я написал первую фразу, а затем работа постепенно меня захватила, и я начал писать безудержно, так что приходилось время от времени останавливаться, потому что немела рука. В конце концов это даже становилось забавным и немножко смешным. «Прогноз» лился как из рога изобилия с массой незначительных деталей, которые хотелось обязательно зафиксировать, чтобы после посмеяться над всей теорией Кучеренко.
Долина, которую я увидел во сне, была покрыта высокой сочной травой, и только возле самого берега моря виднелась розовеющая в лучах заходящего солнца полоска песка. Мои босые ноги чувствовали уже выпавшую вечернюю росу и сырую мягкую землю под травой. Я приближался к берегу с щемящим чувством какого-то ожидания, чего-то очень ранящего, что должно вот-вот случиться. На мгновенье я залюбовался красивыми птицами, которые кружили над морем и которые тоже были розовыми. В спину дул прохладный ветер, а волны… Морские волны набегали широкими округлыми валами, и теплая вода касалась моих ног. С каждой минутой чувство тоски и ожидания неизбежного усиливалось, и стало просто невыносимым, когда на горизонте, совсем уже красном от заката, появилась сначала черная точка, а чуть позже — синяя ладья с раскрытой пастью морского чудовища на носу. Две пары весел то опускались, то поднимались, и на плечах у черных гребцов блестели блики заката…
Она помахала мне рукой и, когда с легким шипением нос лодки врезался в песок, легко выскочила на берег.
«Ты меня давно ждешь?»
«Давно. Вечность. Через минуту будет ровно вечность…»
«Я не могла раньше, — голос у нее звучал, как старинный музыкальный инструмент, — не могла, потому что…»
«Я знаю. Я все знаю, и не говори больше ничего».
Черные гребцы упали на песок лицом вниз, обхватив кучерявые головы могучими руками.
«Год назад на Землю вернулся отец и привез приказ, чтобы мы…»
«Я это знаю. Еще до того, как твой отец покинул Землю, я уже знал, что он вернется с недоброй вестью. Иначе зачем его позвали бы обратно?»
«Они считают, что так вам будет лучше. Так тебе будет лучше…»
Мы опустились на траву напротив друг друга, и я залюбовался ее прекрасным лицом, ее падающими на плечи розовыми волосами, ее легкой розовой туникой, под которой поднималась и опускалась грудь и билось далекое сердце…
«Ты прекрасна».
Она положила мне руку на плечо, повернулась в профиль, и я увидел красные капли на ее длинных ресницах.
«Мой отец очень умный, и он не хочет никому зла. Как это называется по-земному?»
«Любовь. Я люблю тебя».
«Я не очень хорошо понимаю, что это такое. Но, наверное, это для вас очень важно».
«Если ты не понимаешь, тогда почему ты плачешь?»
«Не знаю, — она горько улыбнулась в темноту, — мне очень тяжело. Я чувствую, как тебе тяжело…»
«Значит, и ты любишь меня…»
Голова ее поникла, а руки, едва заметные в темноте, нежно гладили траву.
«Мне пора. Отец меня ждет. Он и так нарушил приказ, когда разрешил мне тебя увидеть еще раз».
«Можно, я тебя поцелую?»
«Что ты! — Она прикрыла губы рукой. — Ты ведь знаешь, тогда мы умрем, ты и я!»
«Я хочу этого!»
«Нет, — она вскочила на ноги. — Нет! Нет! Нет!»
Она убегала к ладье, повторяя «нет», и гребцы впрыгнули в лодку, схватили ее за руки и втащили туда, а я, окаменев, слышал только умирающее в морском шуме «нет»… И еще до меня донеслось: «Я вернусь! Когда-нибудь я обязательно вернусь!»