Она взъерошила ему волосы, он поднял лицо и прижался к ее ладони подбитым глазом. Ладонь была прохладная, и боль сразу отступила.
— Что тебе сказать… Мне кажется, не все, — усмехнулась она.
— Думаешь? — усомнился Борис.
— Уверена, что не все. Кстати, ты, видно, забыл: и мне — тридцать, и тоже ни мужа, ни семьи. А для женщины тридцать лет это не то, что для мужчины.
— Ах, оставь… ты вообще не женщина…
— Спасибо, — он почувствовал, как Ирина сжала коготками его ухо.
— Нет, я не в том смысле, — смешался Борис, — ты добрая, мягкая, понимающая. Ты и друг, и женщина. Где такие водятся, а?
— Совсем близко, — Ирина притянула его голову, и он ощутил ее мягкие теплые губы.
Они любили друг друга нежно, осторожно, словно боясь обидеть или спугнуть зарождающееся чувство. После близости с Ингой, которая командовала в постели, как сержант на плацу, Борис ощущал себя словно в волнах теплого ласкового моря. И когда мягкая волна накрыла его с головой, он погрузился в нее спокойно и доверчиво.
Наверное, он задремал, потому что почувствовал, как на горле смыкаются холодные скользкие руки. Он знал эти руки, он сам их создал, и вот теперь они душили его. Вытолкнув из пересохшей глотки сдавленный крик, он вырвался из пелены дурмана…
Он лежал один на смятых простынях, в окно светило заходящее солнце. Борис вспомнил, где он, что произошло, и умиротворенно откинулся на подушки. Открылась дверь, и в комнату вошла женщина. Его женщина. Та, которую он так долго искал.
«Она все время была рядом, где были мои глаза, черт возьми», — подумал он.
Женщина была в пушистом купальном халате, она вытирала мокрые волосы и улыбалась. Борис прикрыл глаза и стал наблюдать за ней. Женщина присела перед зеркалом, включила фен. Стойков залюбовался ее плавными движениями, ее грацией и впервые за долгие годы почувствовал себя счастливым.
Ирина быстро наложила косметику, ловко орудуя изящными кисточками и карандашами. Затем она прошла к шкафчику, выбрала одежду и, сняв халат, бросила его на спинку стула. Солнце, отразившись в зеркале, позолотило ее фигуру, выделив на загорелом теле белые полоски.
— Я буду тебя ваять, — не выдержал Борис, — я буду ваять тебя одну всю свою жизнь!
— Ой, — Ирина оглянулась и, прикрывшись руками, спряталась за дверцу шкафчика, — нехорошо подглядывать, — сказала она, поспешно надевая ажурное белье.
— Хорошо, — не согласился Борис, — очень хорошо! Я создам цикл скульптурных портретов. Я назову его просто — «Женщина»!
— Вот так просто: «Женщина»? — улыбнулась она.
— Да!
— Или «Очередная женщина»?
— «Женщина» с тремя восклицательными знаками! Или: «Моя Женщина», или «Единственная Женщина». Но женщина — с большой буквы! И я каждый день буду дарить тебе цветы и читать стихи! А куда ты собираешься? — вдруг забеспокоился он.
— Дорогой мой, мне надо и в конторе показаться. Не все гении от природы, кому-то надо и работать.
Борис помолчал. Потом встал и начал одеваться.
— Я с тобой.
— Зачем? — повернулась к нему Ирина.
— Я не могу с тобой расстаться.
— А ты не хочешь устроиться к нам на постоянную работу?
— Если возьмете. Только не консультантом, — он запрыгал на одной ноге, натягивая брюки. — Может, в этом что-то есть: нормальный рабочий день, фиксированная зарплата.
— A-а, надоела богемная жизнь.
— Ух, как надоела, — подтвердил Борис.
При появлении Ирины из-за столика секретарши поднялась симпатичная девушка.
— Вам звонили из отдела проводки изделий. Просили передать, что все в порядке, дальше изделия поведут по легенде «бизнесмен» и «банкир».
— Хорошо. Сделай кофе. — Ирина открыла дверь, пропуская гостя, — Заходи.
— Какой у тебя удобный диван, — Борис уселся, раскинув руки, — я только сейчас заметил. Иди ко мне.
— Ты с ума сошел. Секретарша может войти.
— Симпатичная девочка, — небрежно заметил Борис, — тоже «барби»?
— Нет, натуральная.
— Интересное лицо. Необычное и такое свежее.
Ирина промолчала, устраиваясь за столом.
— Как тебе место начальника дизайнерской группы? — спросила она.
— Пойдет. Может, удастся вложить в ваши «изделия» чуточку человечности.
— Если только с точки зрения анатомии. Матрицу ментальности утвердили на совете директоров, и менять ее никто не будет.
В дверь постучали, вошла секретарша с подносом, расставила на столе чашки и, опустив глаза, вышла из кабинета. Стойков, прищурившись, проводил ее взглядом.
— М-м… кофе неплохой, зря ты на нее жаловалась.
— Она для тебя постаралась, — улыбнулась Ирина. — Не хочешь познакомиться с работой?
— Можно.
— Очень хорошо. Сейчас я вызову кого-нибудь из дизайнеров, они тебе все объяснят.
Генеральный директор «Доллз» привстал при ее появлении.
— Прошу вас, присаживайтесь. Итак, все в порядке?
— Да, с понедельника он приступает к работе, — ответила Ирина, удобно располагаясь в кресле, — надеюсь, вы понимаете, мне нелегко было его уговорить. Творческая личность, полная непредсказуемость поступков. Кажется, мне полагается повышение оклада?
— Видите ли, — директор помялся, — я, конечно, помню нашу договоренность, но финансовые трудности…
— Которые меня не интересуют.
— Ну-у, если только за счет младшего персонала, — нерешительно протянул директор.
— Мне плевать, за чей счет, — сказала Ирина, поднимаясь и направляясь к двери. — И еще: мне нужна новая секретарша. Либо пожилая, либо тусклая серая мышка.
— Позвольте, а эту куда?
Она остановилась у двери, медленно обернулась и, сузив глаза, посмотрела на директора.
— Уволить на хер!
— А формулировка? — опешил генеральный директор.
— Кофе варить не умеет, — захлопнув дверь, Ирина постояла, кривя губы. — Господи, с кем приходится работать! Одни дебилы кругом.
По дороге домой Ирина слушала, как Борис строит планы дальнейшей жизни, поддакивая и кивая в нужных местах.
«Много ли мужикам надо, — думала она. — Погладить, приласкать иногда. Заглянуть в глаза и сказать: Боже, какой ты умный. Все! Лепи из них, ваяй, что пожелаешь! И зачем тебе знать, дорогой, что матрицу ментальности, внедренную в «Ингу» и «Елену», сняли с меня. Сняли, разделили поровну между каждой куклой, и пустили их в мир. Живите, девочки вы стандартные!»
Стойков глядел на ее нежное прекрасное лицо и счастливо улыбался.
Художник Виктор ДУНЬКО
ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 2 2005
Лариса Подистова
ДВЕСТИ СЛОВ ДЛЯ УЛЫБКИ
Орбитальных лифтов на Брилианге по-прежнему не было. поэтому Мовану пришлось пережить тошнотворную посадку станционного челнока. Молодой учитель вышел за ворота посадочной зоны, слегка пошатываясь и стараясь проглотить обратно вставшие дыбом внутренности. Впечатление не из приятных. Впрочем, ничего другого от покинутой родины он и не ждал.
Мован огляделся и вздохнул. Порт находился далеко за пределами столицы. Служебные помещения представляли собой низкие малопривлекательные здания, которые строители когда-то обшили ярким защитным пластиком. С тех пор никому и в голову не пришло хоть раз обновить покрытие…
Пространство на километры вокруг казалось выжженным: до самого горизонта — мертвая земля, почти лишенная растительности; из элементов ландшафта — только бугры да колдобины. Словом, за годы отсутствия Мована на Брилианге мало что изменилось.
Даже аэробакли остались такими же. Правда, гроздь качающихся в воздухе разноцветных машин выглядела довольно живописно среди унылого пейзажа. На немногих из них можно было прочесть рекламу товаров, которые уже давно никто не покупал в большом федеральном сообществе, отделенном от Брилианги всего несколькими днями космического пути. Под скоплением аэробак-лей бродили их водители и лениво поглядывали вокруг в ожидании клиентов.