— Хочешь, я покажу? Я пожарный выход знаю, могу тебя провести. Никто не увидит.
И я согласился. Попросил только подождать минут десять, пока в порядок себя приведу. Сполоснулся под душем, вихор свой под бейсболку спрятал, жилетку кожаную натянул — кто в таком виде узнает? Еще очки темные нацепил — мне-то давно по барабану, а Насте каково будет прочитать, что она с Вороном спит?
— Я готов.
Сначала мы забрели в какой-то ресторан. Меня мигом признали, полезли за столик: «Старик, ну ты… это… здорово дал сегодня». нетрезвые красотки с малиновыми губами шептали на ухо что-то интимное. Со всех сторон совали блокноты, пивные подставки, скомканные салфетки в расплывающихся пятнах жира — просили автографа.
Настя потянула за рукав.
— Пойдем отсюда.
В общем шуме я едва расслышал ее слова. Душная, липкая атмосфера давила с невероятной силой. Голова потяжелела, в глазах поплыли темные круги. Лишь когда мы вышли на улицу, мне полегчало. Разом.
Настя спросила заботливо:
— Саш, ты после концерта… Устал, наверное.
— Не то слово. Вымотался. Ты не представляешь, как хочется сейчас побыть… — как ни странно, мне хватило такта не сказать «одному», — вне толпы.
— А я не толпа?
— Нет, ты мой проводник, гид и просто красивая девушка. Неужели я променяю твое общество на скучную гостиницу!
Нехитрый комплимент, согласен, но Настя просто расцвела.
— Куда пойдем?
— Твой город, — заметил я, по-джентельменски выставив локоть. — Веди, Сусанин.
Теплая, крепкая ладошка легла мне на руку.
Вы, наверное, не поверите, но в ту ночь между нами ничего не было. Мы до утра гуляли по старым улочкам, сидели на парапете набережной, целовались, как подростки, болтали. Мне было хорошо с ней. Так хорошо, как никогда и ни с кем.
Днем Настя куда-то пропала, но вечером пришла провожать.
— Ты еще приедешь к нам? — всхлипывала она, уткнувшись мне в плечо. — Хотя бы ненадолго?
— К вам — не уверен, Настюш, а вот к тебе — обязательно. Не знаю только, когда смогу вырваться.
— Правда? — Б ее глазах вспыхнула радость и тут же погасла. Я читал ее мысли, как в открытой книге: столичная звезда, кумир, что ему какая-то провинциальная девчонка! Завтра уже и думать забудет.
У меня было решение. Эгоистичное, конечно, но в тот момент оно казалось правильным.
— Приезжай ко мне!
Она встрепенулась:
— А можно?
— Конечно!
Настя замялась, потом тихо спросила:
— Только скажи честно — я тебе не помешаю?
— Что ты! Наоборот! Ты мне очень нужна! — И, словно не замечая широко открытых счастливых глаз, продолжил; — Я и выступать-то нормально не смогу! Буду думать только о тебе.
Звякнул мобильник.
— Саша, ты где? — недовольно спросил Артур. — Машина через двадцать минут.
— Сейчас буду.
— Пора? — Настя поднялась на цыпочки и внезапно оказалась одного роста со мной.
— Да. Так ты приедешь?
Она улыбнулась, сразу став красивее в немыслимое число раз, и поцеловала меня в губы. Уезжать мне сразу же расхотелось.
— Обязательно.
…Она приехала через неделю, подгадав под выходные, когда у меня не было ни репетиций, ни концертов. Два дня я водил ее по Воробьевым горам и Поклонной, а потом мы сидели в «Седьмом небе» — ресторан поразил ее до глубины души.
Настя остановилась у какой-то дальней родственницы, но вечером в воскресенье мы поехали ко мне. Не сговариваясь, решили, что так будет правильно. Шампанское купили по дороге. Там же, в супермаркете я незаметно оставил заказ на курьерскую доставку цветов. Сюрприз.
Не буду описывать пресловутую ночь любви. Мы просто наслаждались друг другом. Наверное, и я, и Настя сбились со счета. Когда я очнулся, она лежала, разметавшись среди скомканных простыней.
— Хочешь шампанского, котенок?
— Да, — прошептала она. — Пожалуйста.
Я ушел за бутылкой, а когда вернулся — не поверил своим глазам: у кровати раздевался Артур!
На меня напал столбняк, и я просто молча стоял и смотрел, как он развязывал галстук, как снял рубашку, как навалился на нее сверху, как начал ритмично двигаться…
Наконец Артур слез, отдуваясь. Натянул брюки, долго возился с ширинкой, что-то напевая себе под нос. Настя лежала неподвижно, широко раскрытые глаза бездумно смотрели в потолок.
Артур посмотрел на меня, взял за руку и вытащил в коридор.
— Все по-честному, — сказал он. — Я лишь пришел за своей долей.
Мне нестерпимо захотелось его ударить. Врезать со всей силы, стереть наглую ухмылку. Я даже сжал кулаки.
Артур потрепал меня по плечу, прошел мимо и, обернувшись на пороге, сказал:
— Если помнишь, по контракту мне положены двадцать процентов. Со всего. Так что побереги силы — он кивнул на дверь спальни, — в этом смысле тоже. И не пей много. Завтра выступление.
— Но почему… — тупо пробормотал я, — почему она.
— …не выцарапала мне глаза? — Артур усмехнулся — Мальчик, ты еще не понял. Я имею право на все, что принес тебе Ворон. На все, понимаешь? И если эта девочка любит тебя так сильно, как думает, то совсем немного, на одну пятую, она любит и меня. Ясно, Саша?
Он подмигнул:
— У тебя с ней любовь, а у меня — так, легкая необременительная связь. Неужели ты думаешь, что она пришла за кулисы к тебе одному? И в Москву приехала — только к тебе? Пора поумнеть. Саша.
И ушел.
Букет пришлось выкинуть — какие уж теперь цветы. Шампанское я выпил сам, прямо из горла, наплевав на предупреждение Артура.
И проснулся с гудящей головой. Впрочем, концерт все равно прошел на ура. «Фанера» не подкачала, мне оставалось только разевать рот и кланяться.
А Настю я никогда больше не видел. Она ушла ночью, пока я, за першись в ванной, глушил выдохшейся шампанью свое самолюбие и совесть.
Обыденная круговерть захватила меня снова, не оставляя ни минуты свободного времени, да и Артур вел себя так, словно ничего не случилось.
Однажды, вернувшись с репетиции, я обнаружил в почтовом ящике сложенную вчетверо газету. Региональную, трехдневной давности. Мое внимание привлекла заметка на последней странице в рубрике «Происшествия», обведенная черным фломастером.
«Вчера вечером, около 23 часов, у дома номер 8 по проспекту Градостроителей найден труп девушки. Жители дома опознали погибшую как свою соседку, Настю Светличную, 18 лет. По заключению судмедэксперта девушка покончила с собой, выбросившись из окна девятого этажа. Также врач сообщил нашему корреспонденту, что Настя была на втором месяце беременности. Родители погибшей доставлены в больницу в шоковом состоянии».
Вот так, Настюш. Ты все-таки попала в местную прессу.
Я нашарил в баре первую попавшуюся бутылку и опорожнил едва ли не на треть. Ни вкуса, ни запаха не почувствовал. Будто воду выпил.
Газета лежала на столе. И стоило мне хоть на секунду повернуться в ее сторону, как заголовок сразу же бросался в глаза. «Погибшая девушка была беременной».
А этот гад сегодня мне улыбался! Подонок!
Беременной… От кого?
У меня был пистолет — чешский «Че-Зет», купил как-то по случаю. Не знаю, зачем. Может, из вечного мужского петушизма хотелось почувствовать себя крутым.
Вот и пригодился. Ведь мне известно, где сейчас Артур.
«Че-Зет» хранился в сейфе. Пока я возился с замками, снова захотелось выпить. На сей раз — для храбрости. Так и пришел на кухню: в одной руке ствол, в другой — початая бутылка коньяка. Плюхнулся на стул, положил пистолет перед собой. Хлебнул из бутылки, собираясь с мыслями.
Прости меня. Настюш. Тогда у меня не хватило смелости, но сегодня я заставлю его попросить у тебя прощения. Перед тем, как.
Коньяк кончился. Хорошо, в холодильнике еще оставалось шампанское — подарок от кого-то из поклонников.
Где-то в полночь я отключился. Ни коньяк, ни шампань не прибавили мне смелости. А утром, вместе с похмельем, больной головой и адреналиновой тоской, пришла депрессия.