Выбрать главу

— Ладно. Итак, проверяем?

— Можно, опять я?

— Давай.

Митрофанов зачем-то потряс зонтиком:

— Из-за какого угла сейчас выйдут сразу несколько необычайно назойливых прожектёров?

На зонтике появилась надпись: «Не из-за какого».

— Ого! — с уважением произнёс Митрофанов. — Вот, значит, как.

— Успокойся, — посоветовал Андрей.

— С радостью бы. Вот только со шпионом разберусь и тотчас же успокоюсь.

— Мне кажется, я знаю, почему на сей раз не получилось.

— Ну и почему?

— Не было ключевых слов.

— Каких?

— «Выскочит из-за куста».

— Так-так-так… — поднял брови вверх Митрофанов. — Ну что ж. Тогда переспрашиваю:

— Зонтик! Из-за какого куста сейчас выскочат прожектёры? И зонтик поведал: «Прожектёры выскочат из-за куста, который возле клумбы».

Из-за того куста действительно появились трое с сияющими взорами. Увидев Андрея и Митрофанова, прибывшие бросились к ним. Самый проворный из них изрёк:

— У меня есть к вам предложение, которое заставит вас переосмыслить свой взгляд на мир.

Какое предложение? спросил Митрофанов.

— У меня есть киносценарий. Такой прекрасный, что Голливуд отдыхает.

— А от моего наброска сюжета вообще все киностудии мира отдыхают, вставил словечко второй.

— А моя идея фильма наставит отдохнуть вообще весь кинематограф, торопливо добавил третий.

Андрей сказал Митрофанову:

— Что же ты так неосторожно разговор поддержат?

— Хотел убедиться, что это и впрямь прожектёры, — ответил Митрофанов.

— Ну и как? Убедился? Теперь как бы от них отвязаться? Наверное, это не проблема. Ведь я же хотел познакомить их с Гарниром.

— Вся и знакомь.

— Это я мигом… Эй, ребята! обратился Митрофанов к прожектёрам. У вас у всех сценарии с собой?

Прожектёры дружно воскликнули:

— С собой!.. Не забыли!.. Всегда наготове!..

— Вот и замечательно. Видите того господина в сверкающих ботинках? — кивнул Митрофанов на Гарнира. — Видим!

— Он обожает разные сценарии.

Позабыв про Андрея и Митрофанова, прожектёры кинулись к шпиону. Окружив его, принялись оживлённо говорить.

Подойдя, Андрей и Митрофанов услышали, как Гарнир умильно произнёс:

— Об этом мгновении я мечтал всю жизнь. Познакомиться сразу со стольким количеством гениальных сценаристов для меня огромное счастье. Идёмте же отсюда поскорее. Мне не терпится начать делать большое кино.

Когда шпион Гарнир и прожектёры удалились, Митрофанов спросил:

— Это что же получается? Мы подарили огромную радость этому шпиону?

— Ну и что? — сказал Андрей. — Зато тем самым спасли мир от его шпионских поползновений.

— Вообще-то да. Пусть уж лучше делает кино, чем занимается своими шпионскими делишками… — Митрофанов довольно глянул по сторонам, — Ну а теперь, когда со шпионом справились, можно продолжить изучение возможностей зонтика.

— Я так подозреваю, у тебя есть задумки на сей счёт?

— А то как же! — нетерпеливо произнёс Митрофанов и добавил: — Раз уж у нас начался здесь зоопарк в виде зайца и индюка, то почему бы ему не продолжиться?

— Что ты затеял? — насторожился Андрей.

— Да вот, к примеру, я вдруг понял, что никогда не видел живого мамонта… Митрофанов взмахнул зонтиком и… ТМ

Екатерина Четкина

ЖЕСТОКОЕ БЛАГО

2'2012

Антон проснулся непонятно из-за чего. До начала сверки данных оставалось около часа. Больше в его присутствии ни одно действие наблюдательного пункта дрейфующего космопорта не нуждалось. Всё выполнял электронный разум. Антон привык безоговорочно доверять ему, как и многие другие, работающие бок о бок с автоматическими системами.

— Вы больше не хотите спать? — вежливо поинтересовался МИРТ-2050, искусственный мозг космопорта.

— Нет, — ответил Антон, поднимаясь с койки.

— Тогда вас ждёт кофе.

— Спасибо, — кивнул он камере, установленной в личной каюте, и направился в рубку.

Вежливость, равенство и уважение были обязательной составляющей общения человека и машины. Впрочем, он действительно восхищался МИРТом — его безграничными возможностями и предупредительностью, проявлявшейся в заботе о людях. Конечно, изначально была заложена программа, обеспечивающая такое отношение, но потом правители решили, что ограниченность свободы искусственного интеллекта — прошлый век, и открыли доступ к межпланетной сети Интернет. Мир требовал реорганизации, а человеческое сознание, сформированное эволюцией, слишком зашорено, зациклено на материальном, чтобы идти на радикальные меры. Сотни лет мало кто заботился об экологии, загаживая воздух, плодя свалки и мечтая о других планетах, где будут петь птицы, журчать кристально чистые реки и зеленеть леса… С начала пришлось нелегко: кому понравятся постоянные нервотрепки, то образование поменяют, то дома возьмутся перестраивать, то полномасштабную акцию по вживлению чипов затеют. Мировое правительство ругали за пособничество электронному разуму и обвиняли в помешательстве. Дело почти до революции дошло, а потом все поняли — стало хорошо, как никогда. Пришло, наконец, прекрасное далёко! Каждому общественному статусу положена своя жизнь и достаток, учёба — бесплатна, не ленись и можешь стать хоть советником Императора, преступности — нет, свобода слова и передвижения — пожалуйста, отличное здравоохранение — повсеместно и включено в обычную страховку гражданина. Мечта осуществилась благодаря чужому машинному разуму, который смог полюбить Землю… Хотя многие не верили в такой исход, предрекали, что машины оттеснят человечество и захватят власть. Глупо, по себе других не судят. Путь содружества — прерогатива сильнейших.

— Всё в порядке? — спросил Антон, заходя в наблюдательный пункт.

Большое помещение, где одна прозрачная стена упиралась в прекрасный, бездонный космос, а вторая представляла собой скопище мониторов, светившихся призрачным голубым светом и вещавших из разных участков галактики.

— Да, — ответил компьютер.

Антон кивнул и двинулся к своему рабочему месту. Сев на мягкое кресло, мельком посмотрел на дисплеи и удовлетворённо отметил: «Всё в порядке». На пластиковой столешнице его уже дожидалась чашка кофе, доставленная роботом-помощником. Он отхлебнул бодрящий напиток, но заряда энергии и хорошего настроения не почувствовал. Что-то тяготило, огорчало и пугало его.

«Может, сон плохой был? мысленно спросил он себя, стряхивая тоску, ноющую в области сердца. Не помню. Всё словно в тумане. Голова гудит. Надо будет что-нибудь выпить».

Он служил на перевалочном космопорте год и раньше хандры за собой не замечал. Конечно, это не огромное сооружение, где всё и за месяц не облазишь, а компактный корабль, но Антон им гордился. Раньше сюда прилегали для дозаправки, профилактического осмотра и ремонта множество грузовых и пассажирских кораблей. Теперь машины усовершенствовались, и в перевалочных пунктах нуждались редко… Но Антона отсутствие большого количества работы не расстраиваю, наоборот, в самый раз. Всегда находилось много приятных и полезных дел: помочь роботам-ремонтникам в починке какой-нибудь ерунды, послушать транслируемые новости, сходить в тренажёрный зал, расспросить МИРТа о том, что волнует, зайти к зверушкам из биоинженериого отсека — им интереснее с людьми играть, почитать книжки. На корабле имелась приличная библиотека… Но сегодня изнутри точила непонятная тоска.

— Бред какой-то, — пробурчал он себе под нос, выхода из командного пункта и направляясь в медотсек.

Дверь плавно отъехала, обнажая белое, почти стерильное нутро комнаты, заставленной разнообразным оборудованием и инструментами. Антон привычно скривился и с неохотой перешагнул порог: «Не люблю это место… С детства. Вместе с первой прививкой и отвращение выработалось… Но подолгу службы приходится бывать часто. То медосмотры, то тесты… Иногда даже сам прихожу за таблетками от бессонницы или головной боли. Чудно… Такая расслабуха бывает, а не засыпаешь, смотришь, как дурак, в потолок, и мысли вертятся».