— Что помешало?
— На мой взгляд, Грегуар не стремился к этому.
— Не совсем обычно для будущего руководителя, политика, наделённого амбициями. Вам не кажется?
— Тонкий ход — как раз характерный для политика. Он намеренно получил две не самых высоких оценки.
— Для чего?
— Занять первую строчку в его положении — значит, стать объектом зависти и неприязни, слишком выделиться. Мы не расисты, но тем не менее. Грегуар приехал из бедной страны, с низким уровнем культуры, и вдруг — первая строчка?.. Третья лучше. Не слишком высоко, не слишком низко. Вы, надеюсь, понимаете… Всё же нам хотелось помочь Грегуару. Написали в посольство и подчеркнули достижения студента из Конго, рекомендованного конголезским правительством.
— В Школе это практикуется?
— Довольно редко. Случай исключительный. Грегуар на всех произвёл впечатление. И мы все были удивлены, поражены, когда пришёл ответ. Никто и вообразить не мог, что Грегуар — самозванец…
— Он не рассказывал о доме, о семье? Не показывал снимки?
— Такого я не припомню.
— Спасибо вам, мсье Леру, вы мне очень помогли.
Ксавье Леру ответил коротким, исполненным достоинства поклоном.
Письмо руководства Школы — продиктованное добрыми чувствами — дало неожиданный эффект.
Ситуация приобрела оттенок дипломатического недоразумения — почти скандала, а такие случаи всегда расследуются, во избежание повторений.
Как выяснилось, Грегуар Моуйенго не прибыл в Конго после окончания Школы.
Более того — в Конго вообще не было человека с его данными.
За время расследования мне довелось поговорить с однокурсниками Грегуара.
О нём отзывались почти одинаково: способный, целеустремлённый, перспективный. Сил не жалел для приобретения знаний.
Чёрная кожа, волосы курчавые, но совершенно европейские черты лица. Наверняка плод смешанного брака. Выглядел как чернокожий аристократ.
При этом — самозванец.
В моём распоряжении были также материалы из личного дела на английском. Поступили к нам из Лондона, по запросу. Имя другое, национальность другая, всё другое.
Вот только фото…
Кожа, правда, гораздо светлее. Волосы чуть вьющиеся. А черты лица те же. Специально проводили тщательное компьютерное сличение.
В материалах из Лондона, из престижного учебного заведения для будущих управленцев, студент значился как Раджив Маханади, родившийся в Индии. При этом, в традиционном выпускном листе, он занимал третью строчку — не слишком высоко, не слишком низко. Завершил учёбу за несколько месяцев до поступления Грегуара в Национальную школу управления.
Раджив в Индию не вернулся. Раджив Маханади в Индии не жил никогда. Возможно, Раджив Маханади и Грегуар Моуйенго — один человек.
Но зачем он, подделывая документы, поступает в лучшие учебные заведения, в которых учат руководить, управлять людьми?
Намерен «помочь своей нации»?.. Какой именно?
Хочет сделать карьеру?..
Для этого было достаточно учёбы в одном заведении подобного уровня. Парнем владеет жажда знаний?
Что ж, не исключено… По крайней мере, объясняет, почему Раджив Маханади, он же — Грегуар Моуйенго, в данное время изучал политологию в Нью-Йорке.
Под именем Рафаэля Моралеса, выходца из Суринама, вновь постигал науку управления людьми, в её ведущих аспектах.
Не каждый вспомнит, где это — Суринам. Для кого-то — в Азии, для кого-то — в Африке…
Суринам — в Латинской Америке. Почему в качестве «родины» парень выбирает страны третьего мира?
Никто в подобном случае не удивится тому, что он плохо ориентируется в принимающей стране?
Или труднее обнаружить подделку документов?
Чего он добивается?
У него есть план?
Сегодня человек не тратит годы на получение образования ради образования. Честно говоря, было тревожно.
От всей этой затеи веяло опасностью, неведомой, лишь смутно угадываемой…
В Нью-Йорке я понаблюдал за Рафаэлем Моралесом.
Внешне — типичный латино. Кожа смуглая, прямые, тёмные волосы.
Я получил доступ к личному делу Моралеса, вновь там фигурировало письмо, с печатями госдепартамента страны, пославшей своего питомца на учёбу. Сколько парень намерен учиться? После Нью-Йорка не поступит ещё в какое-то учебное заведение? В Германии тоже готовят хороших управленцев…
По выходным Моралес сидел в библиотеке.
Я задумал с ним познакомиться якобы случайно.
Подготовился к общению. Специалисты подсказали несколько свежих работ, я прочитал их. Будет с чего начать.
У меня значительный опыт негласного сбора информации, допросов. Я сумею раскрутить его, понять, чего он хочет. Фасад Нью-Йоркской публичной оформлен в псевдоклассическом стиле. Два каменных, лежащих на постаментах, льва, по обе стороны широченного парадного крыльца. Три арки на входе. Ребристые колонны, подпирающие фронтон. Барельефы на самом верху, шесть фигур в античных хламидах. Здание отделано светлым мрамором. Оно разительно контрастирует с мрачноватыми небоскрёбами, стоящими вокруг.
Когда я поднимался воскресным утром по ступеням, львы щурили на меня глаза.
Предъявив в окне регистратуры загранпаспорт, я получил карточку читателя. Сначала прошёл в зал каталогов, отыскал книги, знанием которых намеревался блеснуть.
Оформив заявки, передал их для исполнения.
В ожидании книг походил, выясняя расположение залов, отделов, служб, поглядывая, не торчит ли где Моралес. Час довольно ранний, а читателей немало, самых разных возрастов. Ненароком забрёл в детскую комнату. Увидел малышей, с родителями и без, сидящих за столиками, лежащих на паласе и банкетках, играющих в компьютерные игры, читающих или тискающих медведей, огромных плюшевых «тедди». Рафаэль Моралес, скорее всего, работает в главном читальном зале.
Да и мои книги уже, наверное, поступили.
Открыв тяжёлую высокую дверь, я вошёл туда.
Зал огромный, метров сто в длину, метров двадцать пять в ширину, может, чуть меньше. Окна большие, арочные. Полки вдоль стен. Неизбежная галерея со вторым ярусом полок.
Столы массивные, длинные, рядами, в середине — широкий центральный проход. Стулья-кресла. На стульях сидят люди, склонившиеся над книгами. Выдача книг у дальней стены, причём окошек много — одиннадцать, кажется, арочных, с ребристыми колоннами, отчасти повторяющими арки фасада. Но цвет другой, под дерево.
Пройдя через зал, к выдаче, я понял, что ошибся, — дерево было натуральное. Улыбчивая девушка-библиотекарь выдала книги.
Я взял их стопкой. И стал искать свободное место. Искал также Моралеса.
В душе молил Господа, чтобы стул нашёлся по соседству…
А вот и Моралес. В джинсах, кроссовках, в белой рубашке, в спортивной куртке. И место есть, слева, не бок о бок, через одного.
Не теряя времени, я сел на стул-кресло, положил книги перед собой, уперев всю стопку в фигурное основание лампы.
У Моралеса книги тоже лежали стопкой. На корешках можно разглядеть названия.
Ого… На английском, на французском, на испанском. Два томика на итальянском. Так, чего доброго, и до японского доберёмся. И до китайского.
Одна книга из знакомых. О ней и пойдёт речь.
Может, в первый день установить контакт не удастся.
Ничего, я подожду, выберу подходящее время.
Сняв верхнюю книгу из стопки, я раскрыл её, стал просматривать, вспоминая текст.
Мужчина справа тяжело вздохнул и встал, очевидно, собираясь перекурить. Опустив голову, побрёл к дверям.
Нас с Моралесом разделял стул. Надо воспользоваться моментом.
— Извините. — сказал я на английском.
— Вижу, у вас монография Стивенса… Новая книга Фостера опровергает все основные положения Стивенса. На мой взгляд, Фостер, — я постучал ногтем по раскрытой книге, — значительный шаг вперёд. Читали?