Вот обо всем этом я и хотел снять фильм – признаться, не столько о Чили, сколько о России, где уже полыхали конфликтами бывшие советские окраины, где всем жилось несладко и мечталось о порядке. Тогда вошли в моду разговоры о «твердой руке», которая должна была бы остановить хаос развала империи. Пиночета поминали при этом все почем зря. Для одних он был действительно всемирным Бармалеем, символом авторитаризма. Для других – столь же символической «Твердой рукой – другом патриотов», который только и способен был спасти матушку-Рассею от разгула демократии.
В действительности он был ни тем, ни другим. Жесткий в принятии решений, беспощадный к врагам, настоящий вояка, Аугусто Пиночет не блистал ни особым образованием, ни ярким интеллектом. В 1973 году он скорее оказался человеком на своем месте, чем душой заговора генералов. По одной из версий, кстати, путч и был организован другими, а Пиночет примкнул к мятежникам будто бы в самый последний час и оказался наиболее подходящей кандидатурой, чтобы возглавить хунту. В любом случае, он, конечно, не был ни большим изувером, ни большим вором, чем его коллеги из иных, вполне добропорядочных правительств.
Нельзя сказать, что я размышлял обо всем этом, ожидая генерала в его приемной. Если я тогда вообще о чем-либо думал, так только о том, как изменить предложенный мне сценарий встречи. И когда, наконец, двери распахнулись, и Пиночет в ослепительно белом мундире с золотыми позументами вошел в комнату, я сделал шаг ему навстречу и, вместо «здрастье», выпалил:
– Senor general, le quiero pedir desculpas por lo que habia escrito sobre Usted, siendo joven e influenciado por la propaganda comunista.
Перевожу:
– Господин генерал, хочу попросить у вас прощения за все, что я написал о вас, когда был молод и находился под влиянием коммунистической пропаганды.
– Садитесь, – заинтригованный таким поворотом Пиночет жестом указал мне на кресло.
Именно эта моя фраза и стала причиной грандиозного скандала, который разразился на следующий день после выхода в эфир на телеканале «Останкино» (теперь Первый канал) нашего фильма «Чили: портрет на фоне Кордильер».
Разговор с Пиночетом длился минут пятнадцать, пока адъютант за спиной генерала не стал бросать на меня умоляющие взгляды, выразительно проводить рукой по горлу и тыкать пальцем в наручные часы, недвусмысленно намекая: ваше время истекло! Потом я не раз пожалел о том, что дрогнул. Окажись на моем месте американский, а не советский человек, он продолжал бы задавать вопросы.
«Бармалею» же наш разговор явно льстил. Он говорил очень тихо, почти неслышно. Трудно было представить, что этот старик в белоснежном мундире двадцать лет назад поставил вверх тормашками целую страну. Он совсем не был похож на карикатурный образ кровожадного диктатора, созданный стараниями советской публицистики – и моими, в том числе. Признаться, это было не самое интересное интервью, которое мне когда-либо приходилось брать:
– Господин генерал, хочу попросить у вас прощения за все, что я написал о вас, когда был молод и находился под влиянием коммунистической пропаганды.
– Тогда многие писали глупости, потому что хотели помогать коммунистам, а не чилийцам.
– В мировой прессе о вас ходят легенды. У них есть что-то общее с действительностью?
– Да. Общее с действительностью в них то, что их авторы сочиняли эти легенды, потому что им платили зарплату. Если бы они писали обо мне правду, их попросту выставили бы вон. Так у журналистов всегда: они должны писать то, что им скажут.
– Где же правда?
– А правда в том, что, когда я оставил пост президента через 17 лет после переворота, за меня проголосовали на плебисците 43 процентов чилийцев. Это почти половина страны. Те, кто был против, сочиняли про меня всякие глупости. Почему? Потому что они готовили революцию в Чили.
– А если я спрошу вас самого: что за человек генерал Пиночет?
– Солдат, который получил приказ и выполнил его. Причем неплохо. Потому что я понял, что мою страну отдают иностранцам. И кто? Сам президент республики! Моим долгом было защитить ее суверенитет. Поэтому я и вмешался. Знаете ли вы, сколько оружия мы нашли, когда выступили 11 сентября? Тридцать тысяч стволов! Вот как обстояли дела… Здесь уже находился даже кубинский генерал Антонио Ла Гуардиа. Он написал потом книгу, где признался: под его началом в Чили было пятнадцать тысяч партизан. Они должны были сражаться с военным правительством, представьте только!
– Говорят, вы с юности были антикоммунистом. Почему? Ведь эта теория так привлекательна.