…Положение, очевидно, настолько серьезно, душевное состояние воспитанников настолько тяжело, что сам директор Крымского корпуса нашел необходимым обратиться к уполномоченному Красного Креста г. Евреинову с просьбой поместить несколько кадет в санаторию как людей нервнобольных; несколько кадет увезено директором корпуса из Стрнища".
Пока эмигрантская общественность бьет тревогу по поводу судьбы русского юношества, должностные лица разных уровней пытаются заглушить скандал. По словам Бориса Смирнова, прибывший в Корпус ревизор"…не произвел там подробную ревизию… а ограничился парадным обедом и другими удовольствиями, устроенными ему Директором корпуса".
В результате лица, "вынесшие сор из избы", были изгнаны из корпуса. Но эмигрантская общественность продолжала высказывать беспокойство. Так, на заседании "Совета по делам русских учебных заведений слушался вопрос о переводе в следующий класс кадетов, "которые принимали участие в недозволенной организации (так называемых "цукистов"). По сути дела слушался вопрос о членах "Клуба самоубийц". Но так как участники заседания не располагали полной информацией, а обсуждали лишь официальные бумаги, присланные из Крымского корпуса за подписью его директора, то они были вынуждены указать на «непоследовательность» при вынесении решения "на меры взыскания за участие в названной недозволенной организации". Совет по делам русских учебных заведений разделился в вынесении окончательного решения. Одни члены Совета считали, что провинившиеся должны быть переведены в следующий класс, но "во избежание вредного влияния на массу", должны были быть "размещены раздельно между Корпусами, а не переведены всей сплоченной группой". Другие члены Совета "находили более последовательным всем им предоставить места в VIII классе Загребского русского реального училища, где они могут завершить образование и получить аттестат зрелости, чем Кадетский Корпус был бы освобожден от вредного элемента". Третьи ж, сочувствуя принципиально, как более последовательной и целесообразной мере, удалению всех означенных кадет из корпуса и помещению их в Загребское училище, однако, не желая подрывать престижа педагогического комитета русского Корпуса с одной стороны, и делая различие между означенными кадетами по их способностям и успешности на занятиях, предложили среднее — компромиссное решение: часть кадет остается в корпусе, часть — переводится в реальное училище. Был принят третий вариант, отменяющий предложение директора Крымского кадетского корпуса. Кроме того, вопрос о состоянии обучения и воспитания в трех русских кадетских корпусах в Югославии был рассмотрен специальной государственной комиссией Королевства СХС 7–8 сентября 1922 года.[15] Было рекомендовано вывести кадетские корпуса из-под контроля военных и передать их в попечение Министерству просвещения Югославии.
Характерно, что документы по "Клубу самоубийц" сохранились только в бумагах Палеолога, но они имеют свое логическое продолжение и в другой коллекции Гуверовского архива — Vrangel' collection. Box 114. Folder 114-27. To есть Палеолог скрыл от командования материалы первичного расследования по "Клубу самоубийц", а в материалах Главнокомандующего русской армией барона П. Н. Врангеля сохранились только отчеты военного прокурора суда русских войск в Королевстве сербов, хорватов и словенцев от 19 мая 1922 года. В документе, в частности, говорится: "Педагогическая, точнее сказать воспитательная часть в корпусе находится в полнейшем упадке, и если корпус еще держится, то только потому, что воспитанники сознают свою полную беспомощность при условии самостоятельной заботы о своей судьбе. Распущенность кадет видна уже из тех крупных массовых проступков, кои приведены в показаниях допрошенных на следствии воспитателей и ротных командиров. Самый характер проступков свидетельствует о том, что педагогическая сторона дела в корпусе стоит весьма низко, если не сказать большего. Воровство, пьянство, продажа казенного имущества, налеты на огороды местных жителей — широко практиковались ранее и повторяются и теперь. Грубость, площадная брань (не только между собою, но и по адресу лиц педагогического персонала), массовые беспорядки ("бенефисы") с нанесением ударов воспитателю, систематическое уклонение от уроков и «цук» — явления, наблюдаемые как обычные, причем в этом отношении подобные проявления не обходят и директора корпуса (в конце апреля этого года директору был кадетами старшей роты устроен «бенефис» с произнесением в его присутствии и по его адресу площадной брани).
Перечисленные проступки, имеют, конечно, под собой почву того разлагающего влияния, которое принесла революция и гражданская война и, оправдываемые до некоторой степени тою обстановкою, в которой живут кадеты, все же не могут быть относимы исключительно за счет этих условий, а коренятся в порядках, установившихся в корпусе, кои сейчас вскрыты предварительным следствием".
Однако директор корпуса генерал-лейтенант Владимир Валерьянович Римский-Корсаков рассчитывал на поддержку командующего русской армией барона П. Н. Врангеля, а поэтому пытался перехватить инициативу, направив письмо с жалобой на ведение следствия. В качестве оправдания он писал: "В собственные руки российскому военному агенту в Королевстве СХС.
(…) Крайне недоброжелательное отношение многих кадет к некоторым воспитателям обусловлены их образом действий в период гражданской войны, очень властное и далеко не всегда доброжелательное отношение к корпусу коменданта лагеря подполковника Озаровского, заявившего мне в первые же дни, что он корпуса как отдельной организации не признает и видит в нас группу беженцев, непосредственная близость леса, уходя в который кадеты уходили и из-под надзора воспитателей, крайне нездоровое настроение преимущественно старших кадет — результат перенесенных страданий и лишений, отсутствия сколько-нибудь светлой перспективы, а главное — тоски по родине и родным, тоски, доводившей многих юношей до навязчивой идеи о самоубийстве (с некоторыми из таких несчастных мне приходилось беседовать по целым часам и по окончании этих разговоров я чувствовал себя совершенно разбитым), — вот в кратких чертах условия жизни корпуса в первое время пребывания в Стрнищенском лагере…"
Директор корпуса лукавил, ибо он-то хорошо знал не только о "навязчивых идеях о самоубийстве", но и о реальных случаях самоубийств доведенных до отчаяния воспитанников. Для завершения следствия в Корпус был направлен полковник Сорокин. Его доклад полностью подтверждает основные выводы предыдущего расследования:
"9 июля 1922 г., гор. Вранье
Его Превосходительству генерал-лейтенанту Миллеру
Доклад по делу о Крымском кадетском корпусе
(…) В расследование не попало много такого, что при обычных условиях дало бы обильный материал для различных конкретных выводов, вследствие чего некоторые весьма существенные вопросы, в особенности по учебной и хозяйственным частям, или не обрисованы совсем, а лишь только намечены, или же выяснены не с тою степенью точности, как это было бы необходимо. Очень многие свидетели, весьма откровенно и охотно говорившие по делу вообще, при формальном опросе давали свои показания очень осторожно, условно и с выбором выражений, каковое обстоятельство объясняется неуверенностью свидетелей в торжестве правды и вытекающими отсюда опасениями за свою судьбу.
15
15 Известие о ревизии русских кадетских корпуса господину Министру Просвете Министарски изасланик, професор Београдского университета Радован Кошутип. Београд, 1922.