Я никогда не умел общаться, легко вступать в разговор или начинать со светской беседы. Когда я рос, я просто говорил то, что мне было нужно, и шел дальше. Большего никому и не требовалось.
За исключением той ночи в «Вербене».
В моей памяти всплывает Коралина, ее руки вцепившиеся в мою рубашку.
Впервые кто-то отчаянно хотел, чтобы я заговорил. Кто-то нуждался в этом. Я никогда не знал, каково это, когда кому-то нужен мой голос. Но с каждым словом, которое я бормотал, она таяла. Ее дикий взгляд исчез и она начала дышать.
— Мне нужно жениться.
Слово «блядь» срывается с губ Рука. Я поднимаю голову и вижу, что на меня смотрят три пары глаз. Ожидаемо, конечно. Я натягиваю капюшон на голову, когда с темнеющего неба начинают падать капли мелкого дождя.
— Это из-за твоего отца? — спрашивает Алистер. — Он же, черт возьми, не заставляет тебя жениться на ком-то, верно?
— Нет. Но совет директоров не даст мне право быть генеральным директором, пока я не буду состоять с кем-то в законных отношениях, — настойчивая головная боль возвращается прямо за глазными яблоками. — Папа хочет продать компанию.
— Так пусть продает.
— Нет.
Я скрежещу зубами, устремляя на Алистера надменный взгляд. Он не понимает, и я никогда не ожидал, что он поймет. Он бы позволил фамилии своей семьи сгнить, если бы полностью контролировал ситуацию, и я не виню его за это.
Моя семья? Она не такая, как его.
Это была одна из причин, по которой я чувствовал себя не в своей тарелке, когда познакомился с ними. У каждого из моих друзей было ужасное, жестокое детство, причиной которому стали их родители. Хотя мое детство было не очень хорошим из-за неправильно поставленных диагнозов, это никогда не было связано с тем, что мои мама и папа не любили меня.
Они не понимали этого.
Несмотря на то, что они облажались, поверив врачу, а не мне, они делали все, что могли, чтобы попытаться спасти меня.
— Мой отец всю свою жизнь любил меня. Это его фамилия, моя фамилия. Я не позволю ему умереть, зная, что его компания была продана.
— Значит, ты собираешься жениться? Найдешь фальшивую жену?
— Я сказал отцу, что у меня есть девушка.
Не самый удачный и продуманный ход. Но мне нужно было, чтобы он дал мне время, а он не собирался этого делать, пока я не дам ему надежду на то, что я действительно женюсь по любви.
Я сделал то, что должен был сделать. Я всегда так делаю.
— Сайлас, я говорю это с любовью, — говорит Рук, изображая на лице замешательство, — но какого черта?
Для него будет самая большая проблема. Я женюсь на ком-то по расчету. Это сведет его с ума. Потому что, несмотря на то, что две ночи назад я видел, как он заставил парня проглотить пузырек с лекарством и столкнул его с моста в ледяную воду, потому что тот пытался накачать наркотиками его девушку, сердце Рука доброе.
С того момента, как я потерял Розмари, он хотел только одного — чтобы я был счастлив. Я никогда не буду злиться на него за это, за то, как он меня оберегает, даже если его постоянное беспокойство о том, что я принимаю лекарства, раздражает меня до смерти.
Сказать ему должно быть проще, но именно потому, что он так защищает меня, этого не происходит.
— Я разберусь, — это все, что я могу сказать.
В конце концов, я разберусь. Но прямо сейчас? Я понятия не имею, что мне делать.
— Отлично, — Тэтчер хлопает в ладоши. — Потому что есть кое-что более важное, чем твоя предстоящая свадьба. Стивен Синклер вышел из тюрьмы и шантажирует нас. Что мы делаем с этой проблемой?
— Тебя даже нет на видео, придурок. Скорее всего, ты отделаешься предупреждением, — ворчит Рук, потянувшись в передний карман, чтобы достать заранее свернутый косяк. — Как он вообще выбрался?
— Помогли. Так мне сказали в тюрьме, когда я позвонил, чтобы убедиться, что он единственный заключенный, которому удалось сбежать.
Звук щелчка зажигалки раздается как раз перед тем, как облако дыма окутывает голову Рука.
— Надо убедиться, что папочка останется под замком, — бормочет он, глубоко вдыхая.
— Мы не можем просто ждать, пока Сайлас отследит электронный адрес. Мы должны действовать, — говорит Алистер. — Если это Стивен, мы не знаем, где он. Если это кто-то другой, то мы в такой же заднице.
Моя голова раскалывается от нарастающего давления.
Чувство вины, которое я ношу в себе, — неумолимый спутник, тень, которая следует за мной повсюду, куда бы я ни пошел. Это пустота в моем желудке, постоянное напоминание о том, что я подверг риску этих трех людей и тех, кого они любят.