В Сайласе есть какая-то мягкость, о которой никогда не говорилось в сплетнях. Спокойствие, о котором не упоминалось в суровых историях. Как будто он чувствует мои эмоции, эмоции всех, кто его окружает, и точно знает, когда требуется его внимание.
— Не удивлен, просто любопытно.
Когда он заканчивает, то поворачивается ко мне спиной.
Мышцы на его спине напрягаются под футболкой, когда он тянется за кофейной кружкой. Я быстро отвожу взгляд, разворачиваюсь к острову, опираясь на него локтями для опоры.
— Раньше Стивен… — я делаю паузу, осознавая, что он — один единственный человек, которому я открыто рассказываю о том, что со мной произошло. Мысль, что я уязвима, вызывает у меня тошноту, но в нем есть что-то безопасное. — Он заставлял меня есть сырое мясо. Теперь меня тошнит от его запаха.
Я слышу, как он двигается позади меня, прежде чем снова появляется на противоположной стороне острова, ставя перед собой темно-серую кружку.
— Ты хочешь, чтобы он был мертв? — спрашивает он. — Поэтому ты хотела поговорить? — он берет ложку и опускает ее в банку с медом, а затем выливает в кружку. Методично, как будто он делает это каждый день.
— Нет. Я имела в виду то, что сказала. Я не хочу мстить, Сайлас.
— Тогда почему ты здесь, Коралина?
Между нами воцаряется тишина, пока он продолжает размешивать мед в кофе, а я наблюдаю за ним. Наши глаза встречаются, и мы просто смотрим друг на друга.
О чем ты думаешь, Сайлас?
Что ты видишь, когда так смотришь на меня?
Видит ли он, какая я ужасная внутри? Видит ли он мои уродливые, эгоистичные стороны, которые выходят наружу в тот момент, когда я злюсь или боюсь? Или он ничего не видит? Еще одна девушка, еще одно лицо в толпе.
Он — стоическая статуя, которой можно восхищаться, но которую никогда не понять по-настоящему. Сайлас воплощает идею о том, что присутствие человека может говорить о многом без лишних слов.
— Я пришла спросить, нужен ли тебе еще кто-нибудь на роль фальшивой девушки?
Прямолинейно, быстро, без стеснения. Только так я могла перейти к делу, не дав себе отступить. Быстро оторванный, старый пластырь был причиной, по которой я хотела с ним поговорить.
— Нет, — он продолжает помешивать жидкость в кружке, глядя вниз, а потом снова на меня, но взгляд его глаз теперь другой. В уголках блестит игривость, которую я никогда у него не видела.
Он ухмыляется, не шевеля губами.
— Мне нужна жена.
Если я умру от остановки сердца, причиной смерти будет либо то, как он на меня смотрит, либо то, как он произносит слово жена. Возможно, и то, и другое, но, надеюсь, Лилак сможет получить страховку.
Жена.
Не паникуй. Не паникуй, мать твою.
Это причина, по которой я пришла сюда сегодня. Именно поэтому я буду спать на его диване, именно поэтому я в его гребаном доме.
— Если я сделаю это — если мы сделаем это — мне нужно, чтобы ты дал мне обещание.
Сайлас молчит, просто ждет, когда я продолжу, давая мне возможность высказаться. Это по-другому, это освежает — разговаривать с кем-то, кто действительно слушает, а не просто ждет ответа.
— Что бы ни случилось, ты вытащишь из этого Лилак, — я стараюсь, чтобы мой взгляд не дрогнул. Оттенки наших радужек сталкиваются, взгляд эбенового дерева и мокко, и ни один из них не уступает.
— Ты можешь использовать меня, чтобы сблизиться со Стивеном. Женитьба на мне выведет его из себя. Это выманит его. Я буду висеть на твоей руке и играть роль для «Хоторн Технолоджи». Но если в процессе со мной что-то случится, ты должен позаботиться о моей сестре. Только так я скажу да.
Защитить ее было единственной мыслью в моей голове, когда она упала в мои объятия. Одной меня недостаточно, чтобы обеспечить ее безопасность, особенно от такого человека, как Стивен Синклер.
Но четыре семьи-основательницы смогли бы.
Может, я и слишком гордая, чтобы иногда просить помощи у других, но для Лилак?
Я бы попрошайничала на улицах за мелочь.
Я сделаю все, чтобы обеспечить ее будущее.
Этого не должно было быть в планах, но и Стивен не должен был сбегать из тюрьмы. Я должна сделать то, что должна. У меня нет выбора.
— Она знает?
Я отгоняю мысленный туман.
— Что?
— Твоя сестра знает? — снова спрашивает он, слегка прищурив глаза. — Что ты убиваешь себя ради ее счастья? Что единственная причина, по которой ты все еще в Пондероза Спрингс, — это то, что ты не можешь ее бросить?
Острая боль пронзает мое сердце. Стены, окружающие меня, снова рушатся; я и не подозревала, что позволяла им разрушаться.