— Ты стала матерью, — сказал он. Его пальцы коснулись её ладони. Шершавые, натруженные. — А я… стал тем, кого всегда боялся.
— Кем? — её голос дрогнул, как пламя на ветру.
Он улыбнулся — грустно.
— Твоим мужем. По-настоящему.
Внезапно заплакал Дёма. Резко. Настойчиво. Живо.
И в этом крике было всё: их ложь, ставшая правдой. Их маска, ставшая лицом. Их страх, ставший смыслом.
Марко не встал. Не отвёл взгляда. Только прошептал:
— Он будет жить. Чего бы нам это ни стоило.
И она кивнула.
Теперь они играли не роль.
Теперь они были главными героями, придуманной пьесы..Глава 13. Мама
Алиса не заметила, когда страх сменился чем-то другим.
Сначала она боялась дышать рядом с Дёмой — таким хрупким, таким чужим. Потом научилась пеленать его, не дрожа при каждом движении. А однажды ночью вдруг поняла, что укладывает его в полной темноте, ориентируясь только на звук его дыхания. Он засыпал у неё на груди — тёплый, тяжелый, как якорь в этом зыбком мире.
— Он любит, когда ты поёшь, — сказал как-то Марко, прислонившись к дверному косяку. Рубашка расстёгнута, на шее свежая царапина.
— Да иди ты, Россо, — хрипло усмехнулась она, поправляя ребёнку пижамку. — Ты сам пел так, что я думала: сейчас явится дьявол и заберёт обоих.
— Я его и вызывал. Он называется «колики».
Они засмеялись. Настоящим, живым смехом. Без оглядки.
На секунду — как обычная семья в обычном доме.Утро начиналось с кофе. Марко варил его по-неаполитански — крепкий, без сахара, в старой алюминиевой кофеварке, которая вечно подтекала. Но он всегда оставлял второй стакан — чуть разбавленный молоком.
Потому что знал, что она любит именно так.
И знал, что она никогда не попросит.Эти молчаливые ритуалы стали их языком. Без слов, но понятным только им.
Алиса ходила на рынок сама. Училась выбирать самые спелые помидоры, торговаться на ломаном итальянском. Её называли «молодая сеньора Россо», и она не поправляла. Потому что ложь, рассказанная сотни раз, стала казаться правдой.
Иногда, просыпаясь утром, она забывала, что Дёма не её кровь. Просто — её.
А Марко… он иногда смотрел на неё так, будто в ней было всё, что у него осталось.
В ту ночь Дёма не спал. Плакал, будто что-то чувствовал.
Алиса укачивала его, прислушиваясь к странной тишине, в которой — как будто кто-то затаился.— Он как барометр, — прошептала она. — Чувствует, что надвигается буря.
— Нет, — ответил Марко, прикладывая ладонь к её спине. Тёплую, шершавую. — Он чувствует тебя. А ты — всё остальное. Не бойся. Он твой. Он слышит тебя. Всегда.
— А если я не справлюсь?
Он взял ребёнка у неё. Осторожно. Словно держал святыню.
— Тогда справимся вместе.
Он сел с ним в кресло и начал напевать. Мягко, негромко. С акцентом. С любовью.
И Алиса смотрела, как мужчина, которого боялись города, укачивает её сына — тихо, уверенно, по-настоящему.— Ты ведь понимаешь, да? — сказала она, опускаясь рядом на колени. — Если нас найдут… если всё рухнет…
Марко поднял глаза. В них не было страха.
В них был свет. Настоящий.— Мы будем биться. За него. За нас. За каждый чёртов вдох, Алиса.
Она взяла его за руку. Пальцы легли на старый шрам.
Тот самый, что остался после той ночи, когда всё началось.— Тогда пообещай мне…
— Что?
— Что не отпустишь меня первый.
Он ничего не сказал. Просто обнял. Крепко.
В ту ночь они спали втроём.
Как настоящая семья.Пусть построенная на страхе, лжи и бегстве.
Но разве есть семьи, построенные на чём-то другом?Глава 14. Чёрт...
Две недели назад
Два часа ночи. Пронзительный детский плач разорвал тишину. Алиса подскочила с кровати — тело уже знало: этот крик не просто каприз. Это — тревога.
Она влетела в детскую, не включая свет. Пустая кроватка. Разбросанное одеяло. Приоткрытое окно.
— Марко?! — её голос сорвался на крик.
Ответа не последовало.
Она обежала весь дом: кухня, ванная, терраса. Никого. Только ночной ветер шевелил занавески, как призрачные пальцы.
Босиком, в одной ночнушке, Алиса выскочила на улицу. Ледяной ком в груди. И вдруг — шёпот голосов в переулке.
Двое в чёрном. Один держал свёрток с Дёмой. Второй говорил в телефон:
— …не знали, что она с ним, босс. Прикажешь — уберём…
Рёв вырвался из неё сам — звериный, древний. Алиса рванулась вперёд. Ногти впились в лицо похитителя, колено ударило второго в живот. Она вырвала ребёнка и прижала к груди, шепча, почти рыча:
— Мой. Мой. Мой.
Выстрел.
Марко стоял в трёх шагах. Пистолет в руке. Лицо — маска. Голос — лезвие: