В три ночи его разбудили крики.
Алиса проснулась от кошмара — в поту, пальцы впились в простыни. Лицо — белое, глаза — пустые.
Марко сел рядом. Молча. Без приказов. Его движения — другие. Тише. Мягче. Почти… человеческие.
— Страх — это нормально, — сказал он. Голос в темноте звучал иначе. — Ненормально — позволять ему управлять тобой.
Он остался до рассвета. Рассказал, как в десять впервые держал пистолет отца. Как в двенадцать вычислил предателя — собственного учителя. Как в пятнадцать впервые убил.
На этом месте голос дрогнул, и Алиса сделала вид, что не заметила.Прошёл месяц. И в один момент всё изменилось.
На деловой встрече партнёр Марко резко изменился в лице. Алиса первой почувствовала угрозу. Её рука легла на рукоять ножа — подарок Марко. Он учил: «если ты носишь оружие, оно должно стать продолжением тела».
Когда тот потянулся к пистолету — Алиса уже действовала. Два точных движения — и противник лежал на полу, скрюченный от боли.
Позже, когда остались одни, он смотрел на неё по-другому. Впервые — без попытки оценить или взвесить. Просто — смотрел.
— Сегодня ты спасла нам обоим жизни, — сказал он тихо. Его пальцы дотронулись до сигареты — жест, резкий, почти рефлекторный.
А у Алисы внутри что-то дрогнуло. Потому что она поняла: больше не та, что приехала сюда.
Марко её изменил. И обратного пути нет.
Перед сном она поймала себя на мысли: замечает тени в неправильных местах. Считывает маршруты. Слушает походку — и чувствует металл под одеждой собеседника.
Она стала продуктом этого мира.
И страшнее всего было то, что часть её — впервые чувствовала себя живой.
Глава 7. Горечь внутри
Алиса привыкала к вилле, как прирученное животное — к клетке. Она изучала каждый угол с холодной расчётливостью, запоминала расположение теней в разное время суток. Мраморные полы сверкали ледяным блеском, отражая её силуэт в искажённой перспективе. В завитках позолоченной лепнины прятались крошечные объективы камер — они следили за каждым её шагом.
Её «личная территория», как назвал её Марко, оказалась золочёной клеткой с бархатными стенами и барьерами из невысказанных правил. Здесь нельзя было быть собой. Здесь нужно было выживать — красиво.
Первые тревожные симптомы появились незаметно, вплетаясь в повседневность: утренняя тошнота, которую она списывала на сицилийскую кухню; головокружения, похожие на морскую болезнь; онемение кончиков пальцев — будто кто-то перетягивал их невидимыми нитями. Вкус привычных блюд искажался: кофе отдавал металлом, фрукты становились химически сладкими.
Она убеждала себя, что всё — от стресса. До тех пор, пока в один из полуденных зноев не потеряла сознание у бассейна. Её тело уже склонялось к воде, когда сильные руки перехватили её в последний момент.
— Опять не спишь? — голос Марко был ровным, но в глазах — то ли тревога, то ли досада. — Ты бледнее каррарского мрамора этих чёртовых статуй.
— Воздуха не хватает, — прошептала она, пытаясь подняться. Всё вокруг плыло. — Или ты подмешал что-то в кофе?
Он усмехнулся, но глаза остались холодными, как обсидиан.
— Если бы я хотел тебя отравить, ты бы уже знала. — Его голос стал медленнее, отчётливее. — И это было бы… изящнее.
Ситуация обострилась за ужином. Её язык внезапно онемел, а вино в бокале отдало металлом. Марко заметил это по почти незаметной перемене дыхания. Вскочил, опрокинув стул:
— Всё. Хватит.
Он почти нёс её в спальню. Достав чёрный медицинский кейс с биометрическим замком, открыл его на ходу. Его пальцы — выполняющие обычно точные и отточенные движения — дрожали.
Экспресс-тест слюны. Молча. Секунда. Другая.
Результат заставил его сжать челюсти — на скулах выступили напряжённые жилы.— Таллий, — коротко бросил он. — Классика. Медленно, аккуратно. Достаточно, чтобы разрушать тебя день за днём. Недостаточно, чтобы вызвать подозрения. Глупо.
Алиса почувствовала, как холод пробежал по позвоночнику. Сердце билось не в ритм — неровно, с провалами.
— Ты… знал?
— Подозревал, — отозвался он, доставая ампулу с голубоватой жидкостью. Ловко сломал горлышко. — Антидот. Принимать каждые три дня. Пока не выведем всё.
На следующее утро правила изменились.
1. Все продукты теперь проходили двойную проверку — его людьми и им лично.2. Алиса училась проверять еду сама — ещё один урок выживания.3. Они начали есть из одной тарелки. Символ доверия. Или вынужденное единство.— Доверие — роскошь, — сказал он однажды, откусывая от её яблока. — Но иногда — необходимость.