Выбрать главу

Нина, бледная, но живая, слабо улыбнулась:

— Ты… обещала домашний арест.

— Месяц мытья полов, — Алиса провела пальцем по её перебинтованной руке. — И вечная прописка здесь.

Рафаэль, стиснув зубы от боли в ране, обнял Алису за плечи:

— В следующий раз — берёшь меня с собой первым делом.

Она прикрыла глаза, слушая смех детей из спальни. Дом снова дышал.

И пусть Россо придёт.

Они были готовы.

Глава 62. Финальный аккорд

Эпилог: Призрачная сцена

Они выбрали театр «Эребус» не случайно. Это место было символом — мрачным, забытым, вычеркнутым из карты города, как и все те, кто когда-то верил, что в этом мире можно договориться.

Именно здесь Марко провёл одну из первых операций под прикрытием. Именно здесь Алиса впервые увидела, как из пепла страха может родиться сила. Театр был точкой их пересечения, их зеркалом. Полурассыпавшийся зал хранил отпечатки старых преступлений, тайных встреч, приговоров, вынесенных без суда. И только в таком месте можно было закончить игру, в которую никто из них не хотел играть, но все были втянуты.

— Он придёт сюда, — сказал Рафаэль, указывая на карту, покрытую метками, — не ради победы. Ради финала. Он захочет, чтобы это выглядело как трагедия. В его стиле. Сцена, зрители, кровь, последняя реплика.

— И кулисы, за которыми он прятал всё, чем был, — добавила Алиса, глядя на чёрно-белое фото фасада театра.

— Мы отдадим ему спектакль, — сказал Владимир Дьяков. — Только он не знает, что в этой пьесе его персонаж умирает первым.

Так началась подготовка. Ловушки, маршруты отхода, закладки с оружием. Они пришли не ради мести — ради точки. Чтобы закончить. Чтобы дети больше никогда не просыпались в страхе. Чтобы мёртвые перестали шептать в снах.

Театр «Эребус» стал их договором с прошлым. Алтарём, где нужно было принести в жертву не себя — а всё, что держало их в тени.

Осень пахла гниющей листвой и кровью. Заброшенный театр «Эребус» возвышался над городом, как чёрный алтарь, окутанный туманом. Его треснувшие колонны напоминали кости исполина, а витражи в форме трагедийных масок — разбитые ещё в прошлом веке — бросали на пол лоскутки света, похожие на слёзы. Внутри царила тишина, которую нарушали только скрип старых половиц да шелест крыс, снующих по оркестровой яме.

Алиса стояла на сцене. Её пальцы сжимали край бархатного занавеса — алого, как запекшаяся кровь. Позади раздавались шаги: Рафаэль, Аннабель, отец Владимир с его легендарным револьвером «Удав», Лёня с автоматом, перемотанным изолентой, и дюжина бойцов, чьи лица скрывали тени. Балконы, колонны, гримёрки — всё было превращено в ловушки. Театр готовился к последнему спектаклю.

Рафаэль подошёл к ней и достал из кармана бархатную коробку. Внутри блеснуло кольцо с рубином, обрамлённым шипами.

— Если выживем… — начал он, но Алиса приложила палец к его губам.

— Если выживем, ты спросишь при детях. Чтобы они запомнили, — её голос дрогнул, но в глазах горел огонь. — А сейчас...

Двери театра с грохотом распахнулись.

Марко Россо вошёл, как актёр, выходящий на финальный поклон. Его чёрное пальто с серебряными застёжками в форме черепов развевалось за спиной, а за ним, будто тени, двигались два десятка бойцов в масках с позолоченными узорами — «Хор», как он их называл. В их руках поблёскивало оружие: тесаки, пистолеты с глушителями, арбалеты.

— О, как трогательно, — голос Россо прокатился под куполом, сливаясь с эхом. — Семейный сбор. Даже папочка пожаловал. Ты рассказал ему, Алиса, как мы с тобой делили постель и пули?

Владимир Дьяков, седой и прямой, как клинок, шагнул вперёд. Его «Удав» щёлкнул, взводя курок.

— Ещё слово — и твой череп станет частью декораций.

Акт I: Симфония стали и огня

Первый выстрел прозвучал с балкона. Пуля сорвала с плеча Алисы прядь волос, но ответный залп бойцов Лёни превратил верхний ярус в ад. Деревянные перила вспыхнули, осыпая зал искрами. «Хор» Россо ринулся в атаку, их маски мерцали в дыму, как лики демонов.

Аннабель исчезла за кулисами. Её силок из струны от пианино сработал мгновенно — один из лучников захрипел, повиснув на балке. Лёня, пригнувшись за креслами, методично расстреливал фланговую группу. Его голос гремел в рацию:

— Запад чист. Отец, прикройте Алису!

Владимир, стоя у оркестровой ямы, бил точно в лоб каждому, кто приближался к дочери. Его револьвер выплёвывал огонь, а враги падали, как марионетки с перерезанными нитями.

— Не стой на открытом! — крикнул он, отталкивая Алису от пули, вонзившейся в рояль. Тот взвыл фальшивой нотой, будто сам почувствовал боль.