«Жертва? Да ты и близко не выглядишь как жертва, – уверенно заявила Нина, нанося последний, едва заметный штрих румян. – Ты выглядишь как женщина, которая прошла сквозь ад, вышла из него живой, и теперь сама, совершенно осознанно, делает свой выбор. Самый главный». Алиса глубоко вдохнула и посмотрела в зеркало. В отражении была она. Невеста. Сильная. Хрупкая. Невероятно красивая. И совершенно готовая.
За окном постепенно нарастал гул голосов, смешанный со звуками подъезжающих машин. Гости прибывали из всех уголков света, создавая пеструю, шумную, но на удивление мирную мозаику. Старшие тётки из России, облаченные в нарядные, чуть старомодные платья, тихо перешёптывались, оценивая «заморскую экзотику» и щедрость стола. Один из кузенов Рафаэля, молодой итальянец с горящими глазами, уже пытался завести роман с очаровательной подружкой Бель, используя головокружительную смесь итальянского, ломанного английского и выразительных жестов, от которых девушка заливалась смехом. Пожилой мафиози с Сицилии, почтенный и важный, но забывший очки, громко комментировал каждую мелочь по-испански своему соседу, не обращая внимания, понимает ли тот. Кто-то делал селфи на фоне озера и гор, кто-то с трудом, сверяясь с брошюрой, разбирался, где же здесь туалет. Но удивительным образом никто не ссорился. В этот день, под этим безмятежным швейцарским небом, даже заклятые деловые конкуренты и потенциальные враги стали на время просто… родственниками по случаю. Дети, маленькие и не очень, уже освоились у самого прохода к арке, угощаясь изысканным мороженым в хрустальных вазочках (которое, впрочем, щедро размазывалось по щекам). Кольца пока были надежно спрятаны. А Отто – великолепный, чёрный, лоснящийся доберман – лежал в прохладной тени огромного кедра, наблюдая за суетой спокойным, почти философским взглядом. Он словно знал, что ему предстоит самая важная миссия за всю его собачью карьеру, и копил силы.
Когда первые лучи полуденного солнца достигли пика над горами, зазвучала музыка. Не марш, не гимн, а нежная, проникновенная мелодия струнного квартета – изысканная смесь тихого вальса и лиричных мотивов итальянского фольклора. Звук, словно живой, поплыл над водой и замерцал в воздухе. Все, как по мановению волшебной палочки, повернулись к началу песчаной дорожки.
Первым по ней, выпрямившись и стараясь сохранить невозмутимость, двинулся Лёня. Его классический костюм сидел безупречно, темные очки скрывали выражение глаз, но легкая усмешка тронула губы. Он нес небольшую бархатную подушечку. На ней покоилось запасное кольцо. На случай ЧП. Подойдя ближе к месту действия, он едва заметно кивнул Алисе. Без слов: Ты справилась, девочка. Горжусь.
За ним, держась за руки, выпорхнули Дина и Дёма. Дёма, подражая Лёне, старался выглядеть предельно серьезным, как миниатюрный телохранитель с важной миссией. Дина же сияла, как само солнце, ее глаза горели от восторга. Они шли, рассыпая из маленьких корзиночек лепестки роз – белые, кремовые, нежно-розовые. Каждый лепесток, падая на белый песок, казалось, оставлял за собой след света. Их непосредственность растопила последние остатки напряжения в толпе гостей.
И вот настал звездный час Отто. По едва уловимому жесту Нины он встал и пошел по дорожке с королевской грацией, которой мог бы позавидовать любой аристократ в зале. На его черной шее сиял нарядный ошейник с золотым медальоном, а на спине, закрепленная на специальной бархатной подушечке-седле, покоилась главная драгоценность дня – два обручальных кольца. Ровный шаг, гордо поднятая голова, абсолютное спокойствие. В толпе прокатился восхищенный шепот, кто-то даже ахнул. Отто не дрогнул ни единым мускулом. Профи, что тут скажешь. Он дошел до священника и замер как статуя, вызывая новый взрыв тихих аплодисментов.
И тогда… тогда появилась Она. Алиса. В белом. Совершенно одна. Рядом не было отца, чтобы отдать руку. Не было матери, чтобы поправить фату. Только она сама. И бесконечная дорожка из белого песка перед ней. Каждый ее шаг был тверд и осознан. За спиной – тени детства, отголоски войн, привкус крови и страх. Впереди – под аркой, в строгом и безупречном костюме, стоял Он. Рафаэль. Его лицо, с легкой, тщательно подстриженной щетиной, было открытой книгой, где читалось всё: остатки страха, бездонная нежность, железная решимость и та чистая радость, которую он больше не пытался скрывать.
Когда она подошла, расстояние между прошлым и будущим сократилось до сантиметра, он чуть наклонился и прошептал так тихо, что услышала только она, его губы едва коснулись ее уха: