— И все эти попытки окончились неудачей, — невозмутимо произнес де Батц. — Каждый раз меня или продавал кто-нибудь из моих сообщников, или выслеживал подлый шпион, жаждавший получить награду за донос. Да, мой дорогой друг, после нескольких попыток спасти от эшафота короля Людовика и королеву Марию Антуанетту я все-таки не в тюрьме и смело гуляю по улицам, разговаривая со встречающимися друзьями.
— Вам благоволит удача, — не без иронии заметил Сен-Жюст.
— Я всегда был очень осторожен, — возразил де Батц. — Я заводил себе друзей там, где, как я и предвидел, они могли мне больше всего понадобиться.
— Да, я знаю, — с насмешкой подтвердил Арман, — вы пользуетесь австрийскими деньгами…
— Значительная часть которых прилипает к грязным рукам наших милых патриотов, устраивающих революции, — докончил за него де Батц.
— На деньги австрийского императора я покупаю свою безопасность и могу поэтому работать на пользу монархии Франции.
Сен-Жюст молчал, невольно проводя параллель между этим самодовольным хвастуном и тем благородным заговорщиком, чистые, ничем не запятнанные руки которого всегда были готовы поддержать слабого и несчастного.
— Мы подвигались вперед медленным, но верным шагом, — продолжал де Батц, не подозревая, какие мысли родились в голове его молодого друга. — Мне не удалось спасти монархию в лице короля и королевы, но я могу спасти дофина.
— Дофина? — невольно прошептал Сен-Жюст.
— Да, дофина, — подтвердил де Батц, — вернее, Божьей милостью Людовика Семнадцатого. В настоящее время это — самая драгоценная жизнь во всем мире.
— Вы правы, де Батц, — горячо проговорил Арман, — это — самая драгоценная жизнь на свете, и ее надо во что бы то ни стало спасти.
— Разумеется, — спокойно сказал де Батц, — только без участия вашего друга, Рыцаря Алого Первоцвета!
— Почему это?
Не успело слово сорваться с губ Сен-Жюста, как он уже пожалел об этом.
— Мой милый друг, — с добродушной улыбкой сказал де Батц, — вы решительно не годитесь в дипломаты. Так, значит, этот изящный герой, ваш Рыцарь Алого Первоцвета, надеется вырвать нашего молодого короля из когтей сапожника Симона[1] и прочей сволочи?
— Я этого не говорил, — угрюмо произнес Арман.
— Но я говорю! Разве может кто-то сомневаться, что ваш романтичный герой не обратит внимания на маленького мученика в Тампле? Ваше появление в Париже ясно говорит о том, что вы стали под знамена загадочного маленького алого первоцвета и что сам предводитель этой Лиги теперь в Париже и надеется похитить Людовика Семнадцатого из Тампля.
— А если бы и так, то вы должны не только радоваться, но и постараться помочь.
— Тем не менее я не сделаю ни того ни другого, — спокойно произнес де Батц. — Людовик Семнадцатый — французский король; поэтому и жизнью, и свободой он должен быть обязан только нам, французам, и никому другому!
— Но ведь это чистейшее безумие! — воскликнул Арман. — Неужели вы дадите ребенку погибнуть из-за вашего личного эгоизма?
— Называйте это, как вам угодно! Всякий патриотизм до известной степени эгоистичен, и в это дело я не допущу иноземного вмешательства!
— Но вы работаете, используя иностранные деньги!
— Это — совсем другое дело. Я не могу достать деньги во Франции и беру их там, где нахожу; но бегство короля Людовика Семнадцатого из Тампля я могу организовать французскими средствами, и слава его спасения будет принадлежать французским роялистам.
Широко открытыми глазами смотрел Сен-Жюст на довольное лицо своего друга. Арману теперь стало ясно, что желание барона, касавшееся спасения несчастного дофина, было вызвано вовсе не патриотизмом, а исключительно корыстолюбием. Вероятно, в Вене ему обещали щедрую награду, если Людовик XVII прибудет целый и невредимый на австрийскую территорию, и эта награда ускользнула бы из рук барона, если бы в дело вмешался непрошеный англичанин. Преследуя свои корыстные цели, де Батц рисковал жизнью несчастного ребенка, но до этого ему не было дела: его собственное благополучие было гораздо важнее самой драгоценной жизни во всей Европе.
Теперь Арман дорого дал бы за возможность оказаться в своем незатейливом убежище. Слишком поздно оценил он мудрость данного ему совета, предостерегавшего его не только от новых знакомств, но даже и от возобновления старых.
Пристально глядя на сцену, Сен-Жюст придумывал, как бы ему поскорее расстаться под благовидным предлогом с бароном де Батцем и вернуться домой, где он надеялся найти весточку от Блейкни, которая напомнила бы ему, что на свете еще существуют люди, преследующие более идеальные цели, нежели эгоистические заботы исключительно о своей собственной особе и ее материальном благоденствии.
1
Сапожнику Симону было вверено воспитание дофина Людовика XVII после казни короля Людовика XVI.