Выбрать главу

Виноват перед родной матерью и старшей сестрой, перед женой и своими малолетними детьми, ставших свидетелями его морального разложения и падения в глубокую пропасть, из которой уже никогда не выбраться.

- Тятька вернулся, ураааа, - громко восклицал самый младший, когда впервые увидел отца, входящего во двор под руку с незнакомой тётей.

- Это твой что ли или нагулянный? - ехидно спросила Матрёна, не давая ему возможности взять ребёнка на руки.

- Да, младший. Когда я уходил на фронт, жена была беременна.

- Понятно, а чего же тогда не похож на тебя?

- Ну, мало ли, перерастёт ещё.

- Да ты посмотри на него, он же сивый весь.

- Я тоже в детстве был сивый, - буркнул на это мужчина, но мальчика всё же так и не обнял.

А потом Захар увидел Шуру, выскочившую из дома на крики радости. Она поняла всё сразу, с первого мгновения, едва увидев его руку на талии ухмыляющейся Матрёны. Сияющие глаза жены безжизненно потухли, уголки губ опустились, погасив улыбку на красивом лице.

Она подхватила плачущего Егорку и затащила в дом. В отличие от старших детей, малыш ещё долго упрямился и каждый раз бросался к отцу в объятия, пока не перегорел, наконец уяснив, что тому всё равно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марьюшка и Павлуша с самого начала всё поняли и держались в сторонке, им уже поведали другие дети, что папка привёл себе новую отраду. По деревне долго ходили пересуды о фронтовике-двоеженце и его ППЖ.

Сейчас, вспоминая всё, что тогда происходило, Захару впервые стало нестерпимо стыдно. Хотя, он знал, что был не единственным, кто вёл себя неподобающим образом. Не только маршалы позволяли себе иметь любовниц, но и простые офицеры.

Среди рядовых солдат тоже такое встречалось, но реже. Тем не менее, все, кто вернулся с войны, столкнулись с большим соблазном, но не всякий смог удержаться от того, чтобы не приголубить вдовую солдатку, да не одну.

Потом по соседству появлялись малыши, как две капли воды похожие друг на друга. В послевоенное время большинство жён закрывали глаза на многочисленные измены своих героических мужей, чтобы не остаться в одиночестве.

Таких, как Шура, которая не побоялась и подала на развод, были единицы. Она уже имела статус разведёнки, но бывший муж всё равно протягивал свои ручонки и приставал к ней. Пришлось уехать, практически в никуда, чтобы избежать домогательств или страшась не устоять перед ними.

Казалось бы, за что боролся, на то и напоролся. Живи с любовницей, но нет, Захар больше не хотел её, наелся, пресытился по самое не могу. Да, перед Матрёной он тоже был виноват, бесспорно.

Уже хотя бы тем, что обещал сделать её счастливой, но не нашёл ничего лучше, как притащить с собой в родную деревню и поселить по соседству со своей первой семьёй, в одном дворе, ежедневно с ними сталкиваясь.

И ладно бы поступил по-людски, так ведь нет же, захотел жить сразу с двумя. Вот с того самого дня и пошёл отсчёт другой жизни, в которой он перестал быть героем, став рабом собственной похоти или глупости. Хоть как назови, суть от этого не изменится.

На фронте отношения с Мотрей продолжались два года, а там один год идёт за два. После войны они протянули меньше полугода, точнее, почти пять месяцев, если считать со дня приезда и до дня трагедии.

Можно ли оправдать действия убийцы тем, что он был пьян или тем, что жертва сама виновна в случившемся, ибо спровоцировала свою смерть, кляня своего палача на чём свет стоит, понося его семью почём зря, и оскорбляя самыми последними словами родных и детей?

Нет, конечно, это не оправдание. В голову Захара полезли непрошенные мысли и воспоминания о погибшей. Они были одной семьёй, многое им пришлось пережить вместе и в итоге всё это вылилось в такой бесславный конец и бесчестье.

Что будет с матерью, когда его посадят, как она переживёт этот позор? А что скажет Александра, узнав, чем всё закончилось? Дети будут стыдиться отца убийцы, даже, возможно, захотят поменять фамилию, если, мать, к примеру, выйдет замуж.

В том, что Шура одна не останется, Захар нисколько не сомневался. Это знание отдавало в груди тупой болью, он тут же ярко представил себе, как она обнимает чужого мужика, тот целует её в губы, жадно ласкает.

Картинки постельных сцен услужливо закружились перед глазами, заставляя стиснуть зубы от бессилия что-либо изменить. Жена же не просто так развелась и уехала, а чтобы начать жизнь заново, с чистого листа.