***
Человек, разозлившись, чуть надавил на лезвие. Никита зашипел от боли.
— Слушай, а может мне попросту вырезать твой лживый язык, да и дело с концом? Если ты не стукач, никто в обозе и не почешется. Всё одно все мы тут ровно, что мертвые.
Мозги, и так крутившиеся на предельных оборотах, закипели, и не родили ничего лучше правды:
— Я не стукач! Я вообще не отсюда! Я вышел из подземного лабиринта!
***
Он не планировал заходить далеко. Он думал тут же найти исток ручья или место, откуда тот нырял с поверхности под землю. Но стоило сделать пару шагов, и они уже не в силах были остановиться, углубляясь все дальше и дальше по казавшемся бесконечным коридору.
— Ты тоже видишь это? — спросил он девочку через несколько шагов, не в силах поверить собственным глазам.
Стены сплошь были испещрены мелким замысловатым рисунком. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Сложные извилистые линии, как трехмерные картинки, при беглом взгляде рождали образы людей и животных, ясно угадывались силуэты крепостных стен и башенных шпилей, светило солнце, облака бежали по небу. Но стоило посмотреть на рисунок прямо, как наваждение исчезало, и глаз не был в состоянии зацепиться за что-либо в этом диком переплетении кривых.
— Да... — выдохнула девочка, кончиками пальцев собирая силуэт опирающегося на копье воина.
***
— Не ври, сука! — Ярость, зазвеневшая в голосе, заставила его зажмуриться. Он ожидал верного удара ножом в бок. Но человек с силой оттолкнул его. Никита повалился лицом в землю. Боль в переносице, как ни странно, принесла облегчение. Он завозился, пытаясь подняться без помощи связанных за спиной рук.
— Знающий человек близко туда не пойдет, потому как запретное это место.
«Еще бы...».
***
Они шли по нескончаемому коридору, а вокруг, на периферии зрения, сменяли одну за другой картины, рассказывающие некую историю. Ощущение, исходящее от первых изображений, вселяло тревогу и страх. Страх, дерзавший надеяться на лучшее, готовый сразиться за будущее. С десяток метров стены повествовали о великой войне, об изнуряющих годах битв, о победе, что близка к поражению. О долгожданном мире и затаенной ненависти. Далее шло простое перечисление бесконечной череды весен: бед, радостей, небесных знамений, земных правителей. Мирные картины народных празднеств, сбора урожая, строительства городов. Сквозь жаркую пустыню шли богатые караваны, многомачтовые парусники бороздили моря. Но даже в картинах благополучия и процветания ощущалась древняя, затаенная обида. Фанатичная готовность преследовать до конца.
Если бы не девочка, снующая вокруг, касающаяся стен пальцами, вздыхающая и задающая вопросы, он решил бы, что все это лишь мерещится ему. Любые попытки всмотреться, уловить детали картинки ломали образ, превращали его в нагромождение беспорядочных кривых. Они ускорили шаг, чтобы чередой сменяющихся кадров просмотреть нехитрую историю, запечатленную на стенах. У последних рисунков, изображавших вырвавшуюся на свободу всеобщую смуту, горящие города, шагающие сквозь дым пожарищ когорты, он заметил вдруг едва заметный голубоватый отсвет в прочерченных по стенам бороздах. Бросив взгляд вперед, он увидел его источник.
Коридор кончился. Стены просторным куполом смыкались над подземным озером. Ярко-голубое, оно находилось в самом сердце пещеры, освещая ее своим, внутренним светом. Луч фонаря с трудом ловил влажный блеск камня высоко наверху.
— Метров сорок-пятьдесят ... Этого просто не может быть! — Никита запрокидывал голову, силясь разглядеть потолок.
— Иди сюда! — Посреди озера, ступеньками уходя под воду, находилось возвышение. С берегом пьедестал соединяли четыре моста. Девочка уже успела взбежать по одному наверх и теперь рассматривала что-то, стоящее на самой вершине.
Он пошел на зов.
Вокруг озера, кольцом огибая его, тянулась какая-то надпись. Но язык был незнаком. Лишь обилие сложных кривых и элементы, повторяющиеся через рваные промежутки, позволяли рассмотреть в замысловатом узоре послание.
Девочка разглядывала свое отражение в глубокой, грубого камня чаше. Та покоилась на тонко сработанном базальтовом треножнике. Единорог, грифон, феникс. Смеясь, девочка погрузила лицо в неестественно голубую воду. Метнувшись, он поспешно отдернул ее назад. Каскад брызг блеснул горстью самоцветов. Резко потемневшие до цвета запекшейся крови волосы прилипли ко лбу.
— Ты че-е-го-о? — удивленно протянула она, вытирая лицо ладошкой.