- Не Шямсяддин ли ты? - снова спросил он.
На этот раз Шямсяддин утвердительно кивнул, потом, кашлянув, сказал:
- Да, это я.
- Так это ты, знаменитый начальник!
- Вам видней, насколько я знаменит, - уже более твердым голосом ответил Шямсяддин.
- А ты дерзкий, не боишься нас?
- Не скрою, вначале сильно испугался.
- А сейчас что, уже не боишься?
- Сейчас не так сильно.
- А если убьем сейчас тебя?
- Умереть никто не хочет, я тоже, не буду обманывать. Но если хотите убивайте. Тем более, вам не впервой. Того, кто был до меня, ведь вы убили?
- Может, мы, а может, и нет.
- Откуда едешь? - спросил вдруг другой, все время молчавший.
- Нашей встречи это не касается.
- Человек, задававший вопросы, вплотную подъехал к Шямсяддину, роста они были почти одного, но намного старше был по годам и в плечах пошире.
- А вот норов свой, сынок, немного убавь.
И, пришпорив коня, он поскакал дальше. Другие последовали за ним, оставив Шямсяддина одного. Больше Шямсяддин с ними не встречался. Ни с ними, ни с другими. И об этой встрече он не сообщил никому.
Глава шестая.
В комнату, куда Сугра-ханум его пригласила, Шямсяддин пройти отказался. Он посмотрел на ковер, который устилал пол, потом на свои сапоги, мокрые, покрытые грязью, и покачал головой.
- Извините, я на минутку, можно, я здесь, - и присел за маленький стол, что стоял в прихожей.
- Здесь гостя в нашем доме не принимают. Разуйся и пройди в комнату, твердо сказала Сугра-ханум и, оставив Шямсяддина, сама прошла внутрь. Через минуту к ней присоединился Шямсяддин, стесняясь, босиком, осторожно ступая по ковру, подошел он к столу и, отодвинув стул, сел лицом к дверям. Потом, спрятав ноги под стул, он прямо посмотрел в глаза старой женщине и улыбнулся. Сугра тоже улыбнулась. Шямсяддин сидел там, где всегда любил сидеть Садияр, но ревности от этого Сугра не почувствовала.
- Хорошо тут у вас, тепло. И дом этот не такой, как другие. Я такой даже в Баку не видел.
- И сыну моему он очень нравился. Только недолго пришлось ему в нем пожить.
- Слышал, убили его. Да упокоит Аллах его душу.
- Аминь. А ты, сынок, кажется, не местный?
- Из Баку я, родился там и вырос, но отец мой из Шуши. Правда, я там ни разу не был.
- Почему?
- А там у нас никого из родных нет. Уехали все давно. Отец еще ребенком был, когда его родители перехали в Баку, на нефтепромыслы.
- Родители-то живы?
- Отец умер, три года назад. Без меня похоронили, я тогда был в Туркестане.
- А мать? - спросила Сугра-ханум.
- Она работает в госпитале.
- А к нам какими судьбами?
- Уполномоченного вашего, что до меня был, убили. Слышали, наверное. Вот меня и прислали на его место.
- Не помню, может быть. Я не знаю.
- Что так?
- Что?
- Не слышали, что убили начальника милиции?
- Нет, почему, слышала.
- Не хотите об этом говорить?
- О мертвых или хорошо, или...
- Или ничего?
- Тебе видней, сынок.
- А что вы о нем знаете?
- Я его не знала. Ни разу не видела.
- Но слышали о нем?
- Люди всякое говорят.
- А что говорят?
- Разное говорят.
- А что именно?
- Не знаю, сынок. Не моего ума это дело. Только...
- Что?
- Много людей он обидел.
- Как?
- Не знаю. Но разве трудно обидеть человека? Особенно, если власть тебе дана. Власть, сынок, это испытание. Аллах проверяет своих подданных. Не каждый проходит это испытание с достоинством.
- При чем здесь Аллах? Сейчас другое время.
- Не бывает другого времени, сынок. У каждого человека только одно время. Многие этого не понимают, живут, как будто времени у них еще очень много. Вот закончится это время, думают они, и начнется то, другое, в котором они и будут жить по-настоящему. А сейчас это так, понарошку. Живут, словно в игру какую играют. Бьют и не верят, что и их могут ударить, лгут и обижаются, когда их обманывают, убивают, но сами умереть не готовы. Отсюда вся грубость, пошлость и беззаконие. А потом, оказывается, что там, в будущем, для них уже ничего нет, там уже другое время, и другие у него герои. А ты, весь, остался в прошлом, там, где ты и не жил-то по-настоящему. Но тогда, когда ты это осознаешь, уже, будет поздно. Аллах второго шанса не дает.
- А власть где, в будущем или в настоящем?
- Власть от Аллаха и всегда в настоящем, но служить она должна будущему.
- Если она в настоящем, значит, принадлежит Советской власти, а не вашему Аллаху.
- И эту твою власть Аллах дал вам, для испытания.
- Нет, Ана, уважаю я твою седину, только ошибаешься ты. Эту власть мы сами, рабочие и крестьяне, силой отвоевали бандитов, кулаков и помещиков. И никому уже больше не отдадим.
Ничего не ответила на это старая женщина, и Шямсяддин почему-то покраснел, не это он хотел ей сказать, но как-то это все само собой получилось, смешно, помпезно и не искренне.
В это время в комнату вернулась Айша с подносом, на котором стоял небольшой чайник со свежезаваренным чаем и сахарница. Голова ее сейчас была прикрыта платком. Она положила поднос на стол, разлила чай в две чашки, положила одну из них перед гостем, а другую перед своей свекровью. В это время Сугра-ханум, подозвав, что-то шепнула ей на ухо. Айша, покраснев, быстро посмотрела в сторону Шямсяддина, опустила глаза, покинула комнату. Удивленно проводил ее взглядом Шямсяддин. Вскоре Айша вернулась, держа что-то в руках. Подойдя к Шямсяддину, она, все еще не поднимая глаз, положила перед Шямсяддином пару теплых шерстяных носков.
- Что это?
- Одень, сынок, - ответила старая Сугра, - холодно уже.
На этот раз покраснел Шямсяддин, хотел встать и уйти, даже привстал, но, встретившись взглядом с Айшой, опустился на место.
- Спасибо, - тихо сказал он ни к кому, собственно, не обращаясь.
- Носи на здоровье, сынок, - ответила Сугра- ханум.
Помолчали, вдруг Шямсяддин, спохватившись, вспомнив, зачем он собственно сюда пришел, повернулся к Айше.
- Простите, я, право, совсем забыл, ведь я зашел к вам поговорить.
- Ко мне?- удивилась Айша.
- Да. Мне сказали, что вы единственная в этом селе, кто умеет читать и писать.
- Не знаю, может быть, и что?
- Не хотели бы вы преподавать? - предложил неожиданно Шямсяддин.
- Что?
- Ну, учить детей вашего села, преподавать им чтение, письмо.
- Я?
- Ну да, вы местная, все вас уважают, я знаю, я спрашивал.
- Но я никогда, никому не преподавала.
- Другого учителя в этом селе еще долго не будет. Сеидали муаллим, который здесь раньше работал, вы сами знаете, лет семь, как уехал. Кажется, в Турцию, к родственникам. Школа с тех пор стоит закрытой. А детей жалко. Смотрите, сколько их бегает, а сколько уже выросло и никогда не научатся читать.
- Но и я могу читать и писать по-старому, новый алфавит я не знаю.
- Это я тоже знаю. Но в Казахе есть учительская семинария, там вас могут научить новому алфавиту. Много времени это не займет. Самое большее месяц, так мне объяснили, а потом вы сможете работать в местной школе. А мы вам поможем, учебниками, тетрадями. Соглашайтесь, хотя бы на первое время, а там, как только подготовим нового учителя, вас заменим.
Айша не знала, что ответить. Впервые после того, как переступила она порог дома своего мужа, чужой мужчина говорил с ней о чем-то столь важном, просил ее помощи. Впервые ей предлагали работу. Ей - женщине, чей мир был очерчен границами дома ее. В надежде посмотрела она, Сугру, новость и для нее была неожиданной, и она не знала, как к этому отнестись. Сугра-ханум тоже молчала, не знала, что и посоветовать.
- Спасибо, сынок, что приглашаешь мою невестку на угодное Аллаху дело, но позволь мы подумаем немного, посоветуемся, потом скажем тебе ответ.
- Да, конечно. Я и не надеялся, что вы сразу же согласитесь. Подумайте, но если можно, недолго. Я хотел бы, чтобы до наступления зимы вы, Айша-ханум, если согласитесь, смогли бы, отучившись в Казахе, вернуться и начать здесь работать.