- Глупости ты говоришь, потому как не знаешь кулацких сынков. Они всех подряд ненавидят, кроме себя. Нос задирают, барчуками держатся и обращаются с простыми людьми как со скотом. А как долг требовать, так они первыми перед любой властью пляски устроят. Знаешь, сколько судьям столы накрывали, чтобы те в их сторону решения принимали? И не смотрели, что судьи-то большевистские. Да и в милицию мигом бежали, если кто угрожать расправой начинал. Очень прошу, Андрей, послушай меня и не ссорься с кулаками. Уж лучше свернуть наш кружок, ничего хорошего из этого не выйдет. Как отслужим, будем думать, а сейчас все больше убеждаюсь, глупостью мы здесь занимаемся.
Андрей поразмыслил над словами Вадима. Хоть разумом и понимал, что Черницын прав, душе хотелось действовать, строить новый, справедливый мир, потому ни от кружка, ни от разговора с кулаками не отказался. Крепко, на грани ссоры, поспорил с двумя-тремя товарищами, они вроде бы признали свои ошибки.
Черницын спор слышал, после появляться в их компании перестал. Как оказалось, правильно поступил: кто-то донес и троцкистский кружок в армейской части открылся. Быстро выяснилось, что Андрей был зачинщиком. Благодаря усилиям деда, удалось смягчить наказание, до дальнейшего разбирательства Шорохову позволили остаться с дедом в Ленинграде.
- Под вашу, Станислав Яковлевич, ответственность, - строго предупредил следователь. - Мы вас ни в чем не обвиняем и не подозреваем, верим в вашу пролетарскую сознательность, а потому доверяем. Но если попытаетесь внука покрыть, не посмотрим на заслуги перед революцией, имейте в виду.
С того дня у деда начались проблемы. Врагми, о которых он говорил, решили воспользоваться ситуацией. Посыпались клеветнические, несообразные обвинения в причастности генерала к воспитанию внука в духе троцкизма. В квартире Станислава Яковлевича дважды проводили обыск, старик сильно нервничал, переживал. Перепуганный больше него Андрей прекрасно понимал, что это его вина. Он уже сто раз раскаялся за свои сомнения, поклялся и перед следователем, и перед дедом, что никогда больше не будет помышлять идти против партии, но ничего не помогло. В начале ноября тридцать седьмого Станислава Яковлевича вызвали на допрос. Старик приехал измученный, белый, с ввалившимися глазами. Ночью у него случился сердечный припадок, пришлось вызывать врача.
Андрей готов был рвать на себе волосы, чтобы хоть как-то помочь деду, выправить ситуацию. Увидев, каким стал его дед после припадка - бледной тенью себя - юноша больше не мог выносить угрызения совести. Проснувшись пятого ноября рано утром, он стал метаться по комнате, одел первые попавшиеся под руку вещи, натянул галоши и убежал из дому, сам не зная зачем.
...
Теперь, стоя здесь, у перил моста он понимал, зачем ушел, увидел выход из сложившейся ситуации. Предав Родину, наплевав на увещевания деда, опорочив память отца, он давно должен был сделать это. Но даже вспомнив обо всех несчастьях, которые выпали на долю его деда, Андрей не мог решиться на последний отчаянный поступок, который мог бы хоть немного обелить фамилию Шороховых.
- Трус, несчастный трус! - прошептал он. - Плести заговор против власти в армии не испугался, а загладить вину боишься. Довел дедушку до припадка, ждешь наверно, когда и он умрет, уж тогда точно решишься!
Андрей наклонил голову, сжал кулаки, стиснул зубы, да так крепко, что услышал треск.
- Нет! Сейчас! - закричал он, вскочил на перила и прыгнул.
...
Станислав Яковлевич спал чутко, потому проснулся, заслышав скрип входной двери.
- Слава, - позвал он, поднимаясь из своей кровати. Никто не ответил. Старик заволновался, кое-как встал, на дрожащих ногах доковылял к комнате своего внука. Сердце снова сжалось после припадка - в комнате никого не было. Ухватившись за дверной косяк, он выбрался в коридор и ухватил стоявший на столе телефон, дозвонился до своего личного шофера и приказал немедленно мчаться к нему. Те восемь минут, пока он кряхтя и вздыхая одевался, показались ему вечность.
- Станислав Яковлевич, - дверь приоткрылась, в образовавшемся проеме возникло лицо Игоря Токарева, шофера Шорохова.
- Заходи скорее! - приказал генерал. - Помоги накинуть китель. Спасибо. Теперь пошли.
- Да что случилось? - озадачено спросил шофер.
- Андрюшка пропал! Ушел поутру незнамо куда. Нужно объехать район, деваться ему некуда.
Вместе с Игорем они спустились в парадную, шофер посадил генерала на пассажирское сиденье, завел шумный двигатель и они тронулись с места.
- Нуда ехать? - спросил Игорь.
- Покружись по улицам, да смотри в оба глаза, - приказал старик, прижимая правую руку к сердцу, каждый удар которого отзывался колющей болью.
Они безрезультатно ездили по улицам и бульварам туда и обратно минут пятнадцать, пока не добрались до примыкавшей к мосту улицы
- Вот он! - обрадовано вскрикнул Станислав Яковлевич, увидев за спинами бредущей по направлению к мосту парочки своего полуголого внука, который застыл у перил. - Езжай туда, да поскорее!
- Едем, - откликнулся Игорь.
Станислав Яковлевич облегченно выдохнул, погладил левую половину своей груди, не отводя глаз от внука. Заслышав шум мотора, мужчина и женщина, видимо, гулявшие по городу, обернулись, Андрей же остался неподвижен. В следующую секунду задумчивость исчезла с его лица, появилась решимость. Станислав Яковлевич насторожился, сердце предательски защемило.
- Нет! Сейчас! - закричал Андрей, залез на перила.
Станислав Яковлевич все понял, знал - они не успеют спасти внука, он потеряет его, последнего родного человека, как когда-то потерял сына. Боль в груди сделалось невыносимой, за грудиной будто бы вспыхнул пожар, генерал Шорохов свалился с пассажирского сиденья на пол автомобиля.
...
Пальцы коснулись тельняшки, ладонь скользнула в область подмышки, сжалась, вцепившись в плечо.
- Держи его, Арчи!- заголосила Наташа. - Сам не упади!
Перевесившись через край периллы, англичанин ухватился второй рукой, сумел затащить брыкавшегося юношу обратно на мост. Он выкрикивал что-то по-русски, очевидно, ругался, но Арчибальду было все равно: он не понимал ни слова из сказанного, твердо решил воспрепятствовать повторной попытке парня совершить самоубийство. Повалив его на землю, Недвед сильно тряхнул юношу.
- Да угомонись ты! - зло бросил Арчибальд. - Наташа, успокой его, в конце концов!
Та принялась что-то объяснять парню, подбежал дворник, остановился ехавший в их сторону автомобиль. Юноша неожиданно перестал сопротивляться, застыл на месте. Арчибальд отпустил его, поднялся на ноги. Увидел как из водитель помогает выбраться из автомобиля пассажиру - пожилому седому мужчине с большими пышными усами и далеко друг от друга посаженными умными серыми глазами.
Дворник то и дело всплескивал руками и что-то оживленно болта, водитель пристально смотрел на Арчибальда, от чего Недведу стало не по себе. Наташа же растерянно смотрела то на дворника, то на водителя, то на припавшего к юноше старика.
- Что происходит? - спросил ее Арчибальд.
- Сама не понимаю, - ответила она. - Похоже, это отец этого паренька.
Услышав английскую речь, водитель заинтересовался, приблизился к Наташе и стал ее о чем-то расспрашивать. Арчибальд хотел было пойти к ним, но подскочивший с какой-то звериной прытью старик, сжал руку Недведа и стал медленно, торжественно и с придыханием говорить что-то несомненно важное, но абсолютно непонятное англичанину.
- Простите, я не говорю по-русски. Не говорю, - по слогам произнес Арчибальд, будто бы от этого старик выучил бы английский язык. - Подождите секунду. Наташа, помоги мне, пожалуйста.
К радости Недведа, которому шофер не внушал ни малейшего доверия, девушка откликнулась сразу же.
- Он тебя благодарит за то, что спас внука, - перевела она.
Растерянный генерал перевел взгляд на Наташу, улыбнулся, и поглядывая то на нее, то на Арчибальда, продолжил.