— Видимо, артиллерия работала. Ребра переломаны в крошку. Это обычно — когда взрывы.
Татьяне Дмитриевне стало так неестественно и страшно, что она застыла. Казалось, все просто: никто ее не экзаменовал, никто не журил, но она бы предпочла официальное мероприятие и формальный выговор. Она не предполагала, что рассказом о дедушке ей сделают больно. Тем временем Игорь, ковыряя широким ногтем, развязывал пакет.
— Ложка была подписана, — сказал он довольно. — Котелок обычный был, не подписан, только ложка…
Он выложил на полированный стол побитые землей и коррозией предметы: ложку, ключ и маленький кругляшок, к которому Татьяна Дмитриевна взволнованно пригляделась, но не идентифицировала.
— Ферзь, — пояснил Игорь. — От шахматного набора, дорожного. В кармане лежал.
Татьяна Дмитриевна подалась назад, и Игорь, истолковав ее ужас по-своему, придвинул к ней предметы.
— Это личные вещи, — сказал он успокоительно и как-то ласково. — Личные — родственникам отдаем. Казенные обычно не интересуют. — Проследив ее взгляд на изъеденный ключ, он добавил: — От дома, наверное.
Татьяна Дмитриевна не шевелилась, и Игорь, прерывая паузу, сказал:
— Это вам.
Татьяна Дмитриевна все не решалась прикоснуться к вещам, оставшимся от дедушки. У нее было странное чувство — абстрактные размышления о героизме, долге, судьбе оборачивались конкретной материей: кривой ложкой с нацарапанной фамилией… случайно забытой шахматной фигуркой… ключом от дома. Комок подкатил к горлу, и руку жгло, словно предметы были раскаленные. Заметив ее замешательство, Игорь сгреб все обратно в пакет.
— Возьмите, — сказал он. — Извините, я бы сам занес. — Он сладко потянул могучие плечи, обтянутые трикотажем. — Просто в Москву завтра мотануться надо, я спать лечь хотел…
При упоминании о Москве пред Татьяной Дмитриевной возник ее фирменный список дел и покупок, она очнулась, вернулась к действительности и приняла пакет — судорожно сжав горловину. Ей очень захотелось поговорить про что-нибудь обыденное, из нормальной человеческой жизни.
— В Москву? Может, я с дочкой созвонюсь, она семена подвезет? А я бы зашла, взяла. Они легкие — пакетик маленький. Время проходит, сажать надо, а она никак…
— Можно, — сказал Игорь охотно. — Пожалуйста. — И Татьяну Дмитриевну снова кольнула зависть, потому что Алексей любое, даже самое ни╜чтожное дело умудрялся превращать в проблему.
Они обменялись телефонами и явками, и Татьяна Дмитриевна, не зная, что сказать на прощание, выговорила:
— Как вы этим занимаетесь. Жутко…
Седой вскинул голову и изобразил назидательную мину.
— Как сказано? — заявил он. — "Война не окончена, пока не похоронен последний солдат".
— Да… — согласилась Татьяна Дмитриевна. — Война не окончена…
Она шла по улице понуро, с печальным чувством. Легкая морось была благодатной и теплой, гуляющая молодежь даже не накидывала капюшоны на головы, но Татьяна Дмитриевна не обращала внимания на дождик, трогавший лицо. Вспомнились бабушкины рассказы о послевоенной нищете и как прогибались доски полугнилого пола в их неухоженном доме — до ремонта, учиненного Виктором Геннадьевичем — а дедушка, видите ли, и сдаваться не собирался. Но ключ хранил… Видимо, надеялся вернуться… отпереть дверь… войти неожиданно.
У калитки Татьяна Дмитриевна пересилила себя и взяла ключ в руку, пытаясь вспомнить, какой был раньше замок, и тот ли это ключ. Не вспо╜мнила, либо замок меняли неоднократно. Теперь дедушка не вошел бы по-хозяйски.
Она вошла в дом, хотела позвонить Наталье Дмитриевне, но раздумала — не было настроения. Выложила ложку, изучила подпись — фамилия была дедова, а почерка она не знала. С удивлением вспомнилось, что не сохранилось писем — то ли не успели получить, то ли выбросила бабушка… то ли она сама недосмотрела при ремонте, и где-то они были — а теперь нету. Рядом с ложкой лег ключ. Последним Татьяна Дмитриевна осмотрела ферзя, едва не понюхала. Обнаружила, что много лет не доставала шахматы — она играла плохо, и не с кем было. Виктор Геннадьевич любил баловаться с соседями, но к шахматным способностям жены он относился с иронией. Татьяна Дмитриевна достала лестницу, залезла на антресоль, достала запылившуюся доску. Расставила фигуры. Изучала ферзя, не решаясь сделать первый ход. Пригорюнилась и заплакала от жалости — ей представилось, какую муку должен был принять дедушка, здоровый молодой человек, полный жизни… один в грязном земляном окопе, с чайником взрывчатки… и отчаянной решимостью не сдаваться. За что? Почему все так страшно в их семье? Почему погиб дедушка? Почему умер Виктор? Почему — Сашин братик-близнец? Почему пьет Алексей? Почему несчастлива Саша?.. Вдруг ее передернуло. Она отчетливо поняла, что не одна и кто-то присутствует в доме. Обернулась — за спиной были пустые диваны, шкафы, зеркало, гладкий пол, который она вымыла накануне. И все-таки не было сомнений, что кто-то рядом.